– Да как у всех. Шкуры да перья. Маис да фасоль.
– Не скажи, – возразил Атотола. – Например, жители пустыни, что
недалеко от устья большой реки, с местных кустов воск добывают. Он
там прямо на листьях растёт. Просто бросают листья в кипящую воду и
ждут. Воск плавится и всплывает. И надо сказать отличный воск.
Можно жечь для света, а можно и кожи пропитывать. Результат
отменный.
– Мне и ламп с китовым маслом хватает, – по инерции возразил
Тахтли. – Но тебе видней. Я тоже жду, когда вся эта горячка
закончится. Хочу себе всё-таки дом у твоих мастеров заказать. И
чтобы в три этажа. А то негоже иметь дом ниже чем у купца.
– Ты же землетрясений боялся. Развалится, дескать.
– Так не развалился же. Тут без тебя так шатало, что и
одноэтажные домики местами порушились. А дом купца стоит как стоял.
Только часть черепицы съехала с крыши да трещины на стенах
появились. Но то быстро починили.
Атотола удивлённо покачал головой и развёл руками.
– Ну раз хочешь. Строй. Кто тебе помешает. Ты всё-таки владыка в
своих землях. Да и собственные мастера у тебя уже есть.
Тахтли поморщился.
– Есть да не все. Твои четлане секретничают уж слишком.
– Прости им это, – улыбнулся Атотола. – Ведь и у тебя тоже есть
секреты. Вот расскажи мне, как ты голову старого томатланского
князя уменьшил? Я же чуть язык себе не откусил, когда первый раз
увидел. Ну как живой, только мёртвый и волосы слишком длинные.
Теперь Тахтли от души посмеялся и весело ответил.
– Волосы у цанца не усыхают вот и кажутся длиннее, чем были. А
секрет цанца я тебе всё равно не расскажу. Это знание привёз с
далёкого юга основатель моего рода. И этот секрет передаётся от
поколения к поколению. Вот сын подрастёт, я его обучу.
– Ну вот видишь, – развёл руками Атотола. – все скрытничают. У
всех секреты.
***
Кимичин совершал привычный обход рабочего посёлка. За ним,
послушной и угодливой тенью, следовала Уишкоцин. Его новая
наложница. На одном боку у неё висела тыква с приятным кисленьким
напитком, а на другом пенал с письменными принадлежностями. Раньше
он сам его носил, но теперь Кимичину очень нравилось, как ремешки,
скрещивающиеся между грудей девушки, выразительно подчёркивали её
несомненные достоинства. Она и сама по себе была красива, так ещё
умела подчеркнуть и свою красоту, и своим поведением показать, что
никого в упор не видит кроме господина. Это неимоверно грело
самолюбие и даже немного примирило с Атотолой.