Молнии, перекинувшиеся от меча, сотрясали тело Лихомана
постоянно, его длиннющая красная полоска постепенно сокращалась… Но
медленно, очень медленно. Гораздо медленней, чем полоска рыцаря… У
Полбу оставалось ну совсем уж капелька, а у огромной руконогой
головы еще больше половины
-… от лукавого… АМИИИНЬ! – из последних сил прохрипел
крестоносец.
Небо разорвали тысячи отсветов, и практически, из каждой звезды
небосклона в Лихомана впились изломанные молнии.
Божий гнев, восхищенно подумал Полбу. И умер.
17. Ми-ми-ми…
Ту-ду-ду-ДУУУ!!! ДУ-ДУУ!!! Трррра-та-та-та-та-Та-ТААА!!!!
Константин пришел в себя.
Это было что-то! Просто потрясающе!
Фейерверк взрывающихся перед глазами чисел, в основном двоек и
еще каких то… Пляшущие строки, и нереальная наполняющая душу
божественная благодать!
В сознании разлетаются искрами тройка и нуль… снова фанфары,
переходящие в барабанную дробь, нуль исчезает, появляется единица,
двойка, еще одна тройка… Фанфары, не переставая играют, но
барабанов больше не слышно. Три и четыре. Три и пять. Три и
шесть.
Аве Мария!!! Как хорошо-то… Господи, неужели он уже в Раю?
Чувство такое, что разве именно в Раю испытать можно…
Наслаждение внезапно схлынуло, оставив лишь слабую тень… Но даже
этой тени, за глаза хватало, дабы рыцарь ощущал небывалую бодрость
духа, радость, разбавленную толикой печали, да и что там говорить –
счастье. Счастье человека, узревшего, пусть и одним глазком райские
кущи.
Константин огляделся.
Он все там же, лежит среди мрачных склепов… Лежит на чем то
мягком и бесформенном.
- Аве Мария!
Рядом с ним, сидит… стоит… валяется… один из мелких розовых
колобков, порожденных Лихоманом. И горько плачет. Прозрачные слезы
текут по веснушчатым щечкам, длиннющим ресницам, носу и даже ушам.
Точно, у шарика, размером чуть больше головы барона, есть маленькие
аккуратные ушки. Колобок всхлипывает, скулит, и все время лопочет
«ми-ми-ми…».
Рыцарь присмотрелся. Нет, не красная надпись. Фиолетовая. Вот
сейчас, отдохну минуточку, подумал Полбу, и раздавлю это исчадье…
Интересно, а где остальные? Их же несколько было…
Колобок подкатился к барону, печально и серьезно посмотрев ему в
глаза, и сказал:
- Ми-ми-ми.
И уткнувшись носиком-пуговкой в геройскую подмышку, захныкал еще
жалобней.
Константин хотел было оттолкнуть тварь, но на одной руке он
лежал, а вторая все еще была приклеена к застрявшему в шкуре
Лихомана мечу.