24. Наверно, это любовь.
Красная полосочка была заполнена едва на одну двадцатую. Ноги
уже не болели, барон их просто не чувствовал.
- Княжна… Прекрасная Данунашка, владетельница сердца моего… Этот
мой последний подвиг… - крестоносец закашлялся, и попытался
облизнуть пересохшие губы. – Подвиг… Я посвящаю вам. Будьте
счастливы и благославенны… Представ перед престолом Всевышнего… Я
попрошу… Попрошу… Даровать вам сил и удачи… Я верю… Я знаю… Вы
вернетесь на родину. И вернете себе родину…
В этот момент, из-за пережитой боли и накатившей слабости он
совершенно не помнил, что у него все еще есть в запасе одна жизнь.
И вполне серьёзно готовился к переходу в мир иной. К чести
Константина нужно заметить, в словах его не было лицемерия. Он и
правда хотел просить Создателя принять личное участие в судьбе
прекрасной пани. Все ведь знают, выполнит Господь одно желание
любого верного воина своего павшего во славу креста. А счастье
Данунашки сейчас казалось рыцарю самой важной вещью на свете.
Девушка рухнула перед рыцарем на колени и ласково поцеловав в
лоб потянулась ручками к ушам Полбу.
В этот момент, уже чуть скрипящий и вяло шевелящийся лесовик
наконец издох под очередным ударом бердыша какого-то
дружинника.
Ту-ду-ду-дуууууу!!!
Тройка и семерка.
Ту-ду-ду-дуууууу!!!
Тройка и восьмерка.
Время для Константина на мгновение остановилось, он почувствовал
небывалую легкость, счастье и ноги. Все полосочки заполнились до
отказа, а тело вновь стало послушным. Полбу улыбнулся, и притянув к
себе княжну страстно поцеловал.
Та сначала не поняла произошедшей с бароном перемены, и
попыталась вырваться, дабы продолжить оказывать рыцарю первую
помощь путем растирания ушей. Но почувствовав мощь и настойчивость
мужских объятий, растаяв, поплыла по волнам блаженства. Этот,
второй, с момента их встречи поцелуй, и вообще второй поцелуй за
всю ее жизнь, был настолько долог и сладок, что, когда они
оторвались друг от друга, казалось, минула вечность.
Дружинники уже отерли трудовой пот и, выжав бороды, смущенно
гыгыкая, во все глаза глядели на милующуюся парочку. Степан,
закатав штанины, рассматривал черно-лиловые синяки, оставленные ему
на память лесовиком. Пажопье сокрушался по поводу испорченной рыбы
и ходил кругами около перевернутого и раскромсанного пня, не
переставая сквернословить. Колобок, катаясь вокруг парочки,
приводил растрепавшиеся волосы княжны в порядок.