- Серёга, брось! - встал передо мной
Костян. - На меня смотри и успокойся!
Во мне было столько ярости и гнева по
отношению к этому «недоразумению», ползущего по бетонным плитам, с
разбитой рожей.
- Я на тебя рапорт напишу, Родин, -
сказал Швабрин. - За что ты его ударил?
- Просто так ударил, товарищ старший
лейтенант! С ума сошёл! - вопил Баля. - Я сам на него рапорт
напи...
- Отставить, Баля! - крикнул на него
один из инструкторов, прибежавший разнимать. - Что-то про девочку
сказал, Федорович.
- И фото порвал её. Вон, смотрите
обрывки, - показывал горсть маленьких кусочков фотобумаги тот самый
техник-срочник.
- Это не повод! - рыкнул Швабрин. - Я
напишу Родин, как было. Теперь тебя уже ничего не спасёт. Марш в
казарму! Я доложу Реброву об инциденте.
- Так точно, товарищ старший
лейтенант. Пишите что хотите, - сказал я и направился в сторону
казармы.
- Серый! - кричал мне Макс, догоняя
меня в районе отбойника. - Я с тобой.
- Он её оскорбил и порвал подарок на
моих глазах, - продолжал я повторять снова и снова, пока не умылся
холодной водой в умывальнике.
К вечеру пришёл в расположение
Нестеров. Я по-прежнему находился в отрешённом от реальности
состоянии. Однако, начало приходить осознание, что я вновь совершил
ту же ошибку, что и в прошлой жизни.
- Видимо, карма у тебя такая, Сергей,
- сказал Нестеров, пытаясь меня подбодрить. - Я... извини. У меня
нет возможности тебе помочь, поскольку там уже вся линия от
Швабрина до замполита училища в курсе.
- А Борщёв остался за начальника, пока
Крутов в отпуске, верно? - спросил я.
- Ты понял, что тебе грозит? - сказал
Нестеров.
- Сколько дадут гауптвахты? - спросил
я.
- Не будет её. Завтра учёный совет по
поводу твоего отчисления.