Статус: все сложно - страница 13

Мила.Меня словно окатили холодной водой. Даже ледяной, такой, как в этом маленьком озере в промозглом ноябре, когда на поверхности еще нет льда, но при мимолетном касании этот мертвецкий холод передается от кончиков пальцев. Мне и сейчас стало холодно, будто я начала покрываться льдом. Он так прекрасен снаружи, но одинок внутри. Я осколок этого льда. - А ты ждал?- Возможно.Открываться тяжело. Каждое слово дается с трудом. Ты отрываешь его от своей души, оставляя рваные раны. Вспоминаю первые встречи с Мистером М. Было так же. Открыться чужому человеку должно быть вдвойне тяжело. Но он сумел найти ко мне подход, расположить к себе. Как? Может быть, его улыбка, его голос, - все это вместе давало мне поддержку. Сейчас мне эту поддержку никто не окажет. Глеб другой. Он выжидательно смотрит на меня. Глаза сверкают нехорошим огнем. Того и гляди вспыхнет. А если загорится он, то и я буду полыхать следом. Так было всегда. Могут ли вообще две спички существовать рядом? Глеб дышит часто, а взгляд бродит по моему лицу, часто останавливается на губах. Облизываю их. Между нами сверкает молния, разряд, что пока не убивает, только пугает. Я понимаю, что Глебу действительно нужны ответы на свои вопросы. Он вообще не тот человек, кто будет делать то, что не хочет. И спрашивать то, что неинтересно. Бокал вина, что Навицкий все-таки мне налил, выпиваю практически залпом. Там несколько глотков, но они мгновенно несут тепло по венам, а горло полыхает от алкоголя. Я начинаю гореть, мне дали топливо. - Первые дни после твоего отъезда я помню смутно. Тогда все дни слились в один большой клубок. Наматывается все больше и больше. Я словно был за стеклом. Вокруг что-то происходило, а я сидел и смотрел в окно. Серость какая-то. Все казалось никчемным, тусклым. Я будто потерял вкус и слух одновременно. Просто смотрел на все, что меня окружало, и тупо наблюдал. Никакого анализа, никаких мыслей, никаких выводов. А ночью… - Глеб замолкает. С каждой секундой я приближалась к нему все ближе и ближе, сокращала расстояние между нами до мизерным значений. Его откровения такие же тяжелые как и мои. И даются с таким же скрипом. Это не обычная дверь, ее не смажешь. Но ты открываешь ее раз за разом, потому что иногда это необходимо. Надо закрыть дверь в прошлое, чтобы появилась дверь в будущее. И ты зажата между ними, а в ушах все тот же скрип.- А ночью, - мне хочется дослушать. Что там? За его дверью?- Вообще-то я первый задал вопрос, - голос уже не такой мягкий как был. Он пропитан злостью. Я - ее причина. - Потому что мне так захотелось. В Париже была своя жизнь, - опускаю взгляд, там картинки из прошлого видятся не такими яркими и живыми, - Тут тоже все завертелось, - пытаюсь придать голосу бодрости, играю. - А как же Большой театр? - В Большой я не пошла, - отворачиваюсь и делаю пару больших глотков, тем самым допиваю свой бокал. Глеб замечает это и просто ухмыляется. Это снова ранит, ведь всю правду я ему никогда не расскажу. - Странно. Это ведь было твоей мечтой.- Не всем мечтам суждено сбыться, - тяжело. Вспоминать это снова тяжело. Мистер М не прав, никогда не станет легче, время не лечет. - Я никогда не хотела того, что произошло. Я имею в виду свой план. Да, Глеб, звучит неправдоподобно, но это так. У меня был порыв, словно меня подменили, и с Павлом разговаривала не я, не та Мила. И я хочу все исправить. Наши жизни разошлись, такое бывает.- Чтобы понять это, тебе понадобилось четыре года? - он снова злится. Встает со своего места и направляется к озеру. Шаги большие. Он преодолевает это расстояние за какую-то секунду. Того и гляди сейчас нырнет. Я не могу на это смотреть и стремительно поднимаюсь и иду следом. Если нырнет он - нырну и я. За ним. Он смотрит вдаль, а я встала рядом. Хочу взять его за руку, показать, что я здесь, рядом. Но страх, что он не даст этого сделать, сидит еще внутри. Он как зыбучие пески затягивает мои надежду. -Да как-то руки не доходили, - звучит глухо, даже наигранное безразличие не в силах это скрыть.- Твою мать, скажи правду, Мила! - Его голос, его движения пропитаны агрессией. Нет, она не причинит мне вреда, он никогда меня не тронет, отчего-то я в этом уверена. Но если коснуться его руки, невзначай, слегка, в знак поддержки, можно сильно пострадать: взгляд что проткнет насквозь, раздавит, уничтожит, погубит. Глаза темные, там бездна, и она манит. Парадоксально, но хочется коснуться и ее, чтобы она перетекла. А потом накрыла и потопила. Странное чувство: бежать от Глеба или позволить его тьме завладеть мной?То, отчего я убегала, настигло. Сама к этому пришла. Добровольно.- Потому что сначала мне было не до тебя, Глеб. Я … - делаю глубокий вдох. Сейчас слова - взмахи ножа, могут ранить, могут просто напугать, а могу проткнуть сердце, - любила тебя. Безответно. И много-много лет. Холила в себе надежду, что однажды…. Потом этот глупый план, до сих пор виню себя. И все казалось бы стало хорошо. Но ты как был эгоистом, так и остался. У меня не получилось, хотя я старалась, правда. Но ошиблась. В тебе. В себе, - мой голос уже неспокойной. Я кричу, ругаюсь. Голос надрываю. Мне просто больно. - И я уехала поэтому. Та история с выступлением, потом авария. Ты закрылся, отстранился. Грубость твоя опять же выкручивала все внутри. Я больше не та, с кем тебе хорошо. Я просто никто, пустое место, как и было до всего того, что сама сотворила. Мы вернулись на несколько лет назад. - У меня друг погиб на моих глазах! - Глеб проговаривает каждое слово, отчетливо, с долей презрения и гнева, на который только способен. Уничтожает меня им. - И я была рядом, Глеб, - снова кричу. Эмоции все на грани. Мы безумны, варимся в этом коктейле, а потом выпиваем до дна. - Хотела поддержать. Действительно быть тебе еще и просто другом. Но тебе было хорошо одному. А мне просто было больно. Ты выбрал себя, а не нас. - Хм… ты тупо свалила. - А зачем мне было оставаться? Смотреть, как ты закрываешься в комнате? Говоришь мне заткнуться? Посылаешь меня? Да я любила тебя, Навицкий! Это ты свалил от меня.Подхожу еще ближе и бью в грудь. Сильно, сжимая ладони в кулаки. Я не думаю о том, больно ли ему. Потому что хочу причинить ему эту боль, физическую. Исцарапать, оставить синяки. Станет ли мне после этого легче, я не знаю. Это снова порыв, та часть меня, которая не думает о последствиях. Просто идет вперед, преследуя какую-то свою цель. Глеб стоит и даже не отшатывается, принимает удары на себя. Нет даже попыток остановить меня. Я бы хотела, чтобы он прижал меня к себя, успокоил, просто погладил по голове и сказал, что все будет хорошо. Слезы льются потоком. Они горькие на вкус и ни капли не прозрачные. Черные слезы отчаяния и страха. Счет до десяти не помогает. Все чувства на поверхности. Снова. Каждая боль сводит с ума, судорогой. Хочется кричать, орать, чтобы ее вытащили.- Целых три года после возвращения я каждый гребаный день брала в руки телефон, хотела тебя набрать, но в голове звучал твой голос: заткнись! Передо мной были твои пустые глаза, когда ты смотрел на меня. Хотя нет, - заканчиваю я с таким же презрением, как и он, - не пустые. Там была брезгливость. Такое же, как и детстве. Ты так же на меня смотрел, Навицкий.- Три года? Ты в Москве три года? - он все-таки отшатывается от меня. Те жалкие сантиметры, что еще были между нами, превратились в бесконечный и непреодолимый путь. - Пи*дец!- Да. Я вернулась в столицу через год. - Теперь злюсь на себя. - А потом Зойка увидела тебя с Ритой в клубе, как вы обнимались, целовались. Были парой, - голос хрипит, - у тебя уже своя жизнь, Глеб. С ней. Или не с ней. Но точно уже не со мной.Я выдохлась. Устало опустилась прямо на траву. Говорить больше сил нет, вспоминать прошлое тоже. Последние несколько минут вытянули все силы. Ветер поднялся и стал сильнее. Гладь воды уже не такая ровная, я вижу небольшие волны. А птицы стали летать ниже. Грядет дождь, и он будет сильным, так говорят. - Год в Париже, - слышу его голос, далекой, что я не сразу понимаю, что говорит Глеб, - и как там? Что делала?- Глеб… я устала. Не хочу ничего вспоминать.Вдруг захотелось подойти и обнять его. Почувствовать тепло и нежность. Может быть, за эти годы он научился ей. Всегда хотелось. Когда мне было плохо, я вспоминала его улыбку. Она давала мне надежду. Но в один день я поняла, что это всего лишь иллюзия.