– Думаю, что до этого не дойдет, – усмехнулся Эльдар.
– А я думаю, что дойдет. Сейчас может произойти все, что угодно. На этой волне победившей демократии могут взять штурмом не только наше здание, но и здание КГБ на Лубянке. Ты слышал, что вчера арестовали Крючкова и Язова? И еще говорят, что Пуго застрелился.
– Не может быть! – ошеломленно пробормотал Сафаров.
– Вот такие дела. Сидим и ждем, чем все это закончится. Считай, что тебе повезло: успел вовремя соскочить из этого осиного гнезда. А мое назначение прокурором теперь точно накрылось. В лучшем случае отправят куда-нибудь юрисконсультом, в худшем – посадят в тюрьму или прибьют в собственном кабинете как настоящего партократа. Нужно было давно отсюда переходить! Вот так глупо все получилось. Сидел и ждал, пока не предложат что-нибудь стоящее. Хотел сразу перейти в союзную прокуратуру членом коллегии, поэтому и засиделся… В общем, считай, что мы говорим с тобой в последний раз. Прощай.
– Я думаю, что не все так плохо, – попытался успокоить бывшего коллегу Эльдар.
– Все намного хуже, чем мы даже можем себе представить, – убежденно произнес Журин. – Вчера окончательно провалилась попытка спасти нашу страну. Теперь нам действительно никто уже не поможет – «ни Бог, ни царь и не герой». Теперь мы обречены на всеобщий бардак и развал. Это я тебя говорю. Увидишь, что произойдет в ближайшие дни.
– Я вас не совсем понимаю…
– Уверен, что Михаил Сергеевич сюда больше никогда не вернется, – признался Журин. Он, кажется, забыл или даже не хотел вспоминать, что его телефон мог прослушиваться. – Наша партия ему просто надоела. Обрыдла. Учитывая, как активно мы пытались провести внеочередной Пленум в его отсутствие… Я тебе говорю, а ты запомни: он сюда больше никогда не вернется. Наверное, выйдет из партии или уйдет с должности Генерального секретаря. А нам оставит Ивашко. Фамилия у него такая, Ивашко-Неволяшко. Смешно?
– Не нужно по телефону, – предостерег шурина Эльдар.
– Мне уже ничего не страшно. Когда за окнами собираются молодые «хунвейбины», готовые нас растерзать, глупо думать о том, что подумает начальство о твоих крамольных речах. Начальство сейчас думает, как вылезти из этого дерьма. И, кажется, они попытаются вылезти сами, а нас всех просто утопить. Ну, держись, пока. А то я действительно могу наговорить лишнего.