Проснулся я оттого, что кто-то
щекотал мою голую пятку. Приподнялся на локте, глянул – мною
заинтересовался небольшой скорпион. Черный, пластинчатый, с
изогнутым хвостом, он внимательно исследовал ступню, щекоча ее
клешнями. Я торопливо отдернул ногу, одновременно заорав:
– Э... отвали!
Скорпион внял и действительно
отвалил, а я осмотрелся вокруг. И обомлел: ни шатра, ни торговцев,
ни верблюдов.
– Унтий! Мужики! Але, вы где?!
Тишина. Я вскочил, завертелся
волчком, пытаясь найти хоть что-то. Но увидел лишь присыпанные
песком остатки ночного костра. Бред какой-то. Куда все делись? Как
могли уйти столь тихо, что я не проснулся?
Сверился с интерфейсом – четверть
одиннадцатого. Солнце палило, голова кружилась, в горле было
подозрительно сухо.
Вертя головой, я вглядывался в
горизонт, однако он был пуст. Через минуту пришлось признать: я
один посреди пустыни, без крова, еды и воды. И даже без фасолевой
похлебки, пусть и слегка горьковатой.
При этой мысли меня пронзила догадка:
это было подстроено! Унтий наверняка знал мой класс, сообразил, что
с голодухи я попробую в инвизе стянуть жратву. И специально оставил
немного похлебки, подсыпав в нее что-то усыпляющее. Иначе я не могу
объяснить, почему так быстро вырубился и не проснулся, когда
караван уходил.
Похоже, все так и было. Именно
поэтому Виссон, едва услышав звук хрустнувшего сучка (который
наверняка Унтий сам и подложил), отошел от костра. Меня поставили в
такие условия, что я был вынужден пойти на воровство, и за него же
и наказали. Тест на психологическую стойкость. Круто, че...
Я в который раз посмотрел на небо.
Интересно, Арсений сейчас подглядывает за мной или забил? Как бы то
ни было, нужно что-то делать. Примерное направление, в котором шел
караван, я помню, в пути посматривал на карту. Северо-восток. Пойду
туда.
И я пошел, утопая в песке и сжимая в
руке тряпицу с оставшимися деньгами. Странно, но торговцы их не
забрали. Походу, хотели показать, что они не воры, как я.
Покидая место ночевки, я не питал
никаких иллюзий. Дураку ясно, что раньше окочурюсь без воды и еды,
чем дойду до города. Придется подыхать, возрождаться и снова идти.
И так не один раз. А вот смысла оставаться на месте не было. В
конце концов, когда-то пустыня должна кончиться. Поэтому я шел и
шел, поначалу довольно легко. Но с каждым шагом идти становилось
все труднее. Жажда быстро росла, в животе урчало от голода, но
самым страшным было солнце. Оно палило, как сумасшедшее, и скоро
успокоившаяся за ночь кожа снова стала зудеть.