Луцияне пришлось уйти, опять оставив
его наедине со слугой.
Богатый дом с молчаливыми слугами –
само по себе не преступление. Но... Всегда есть "но".
Да и слуги все равно бывают
разные.
– Да она вообще общительная была.
Обходительная женщина. Я вам вот что скажу: захотела б, уехала б
отсюда. Но больно дружна с хозяйкой была. Потом всё за дочками ея
ходила. Да не... Ох. Я вот вам скажу: она и замуж легко могла
выйти. Ее лавочник-то, что с Берёзовой, сукном торгует, звал. Свой
бы дом имела! С серебра ела б! А он собой хорош, вдовец. А что два
сына, так большие уже. Да и она ещё б вполне могла родить. Да не
пошла. Говорит, девочку не могу оставить.
– Девочку? А разве у нее не сын
был?
Кухарка отвела глаза. Стала мять
толстыми пальцами кристально белый передник.
– Да... Сын... Оговорилася...
– А с хозяйками дружна была?
– Да... Заместо матери почти...
– Я так понял, Ада любила детей,
баловала всех подряд, и мальчишек ваших, и девочек хозяйских.
Кухарка всплеснула руками,
оживилась.
– Дай ей Отец Светлого пути! Я вам
скажу: золотое сердце у Адочки! И рубашонки покупала, было дело.
Они ж шустрые, рвут все на свете. И пряника всегда с базару
принесет. А девочкам то ленту, то книжицу, а то и доброе слово –
оно им подарков дороже с таким...
Женщина испуганно замолчала. Не
выдержала, обернулась на дверь. Опять принялась мять передник.
– Тяжело без матушки, скажу я вам. Да
так... Отпустите, милсдарь. Я ничего больше не знаю.
Димитрий отпустил.
Оговорок было мало. Информации они
давали ещё меньше. Но у дома была тайна. Она могла касаться дела, а
могла не касаться. Но нельзя этого понять, если тайну не раскрыть.
А чтобы раскрыть, надо добыть информацию. И правильно ее обдумать,
верными углами совместить. А то рисунка не получится.
В вещах Ады (если ему, конечно,
выдали все ее вещи) ничего предосудительного не нашлось. Женские
штучки, одежда, томик иностранного поэта Ильенского, простая
деревянная шкатулка с бижутерией, в которой обнаружились несколько
тонких браслетов и один тяжёлый, широкий, на восточный манер, бусы
разного цвета, старый поцарапанный медальон да серьги. Неинтересно.
А вот когда Димитрий выходил из спальни слуг, то произошло нечто
любопытное: он увидел, что в конце коридора стоит девушка. Он не
успел ее толком рассмотреть, едва она его заметила, как бросилась
прочь, но и пары мгновений хватило, чтобы понять, что одета она не
в сорочку, а в домашнее платье и платье это из дорогой ткани.
Разумно предположить – это одна из хозяйских дочерей. Что в свою
очередь приводит к простой, но имеющей значение мысли: Луцияна ему
соврала. Вот только по собственной инициативе или по приказу ниса
Бель?