Джек Баркер, лидер Кромвелианской партии, премьер – министр и творец зон изоляции, никак не мог выбраться из постели. Половина одиннадцатого утра, и Джек пропустил уже три встречи. Он лежал под пуховым одеялом в своей спальне на Даунинг – стрит, 10, слушая, как Биг – Бен отзванивает улетевшие минуты и часы его жизни.
Джек устал. Он жил в непрерывном состоянии дежа – вю. Казалось, все, что он говорит, он уже говорил раньше; все, что он делает, он уже когда‑то сделал. Большая часть доверенных товарищей, тех, что избрались вместе с ним тринадцать лет назад, вознесенные пьянящей волной идеализма и законности, умерли или ушли из политики. Жена Пат, с которой они прожили 24 года, детская любовь и политическая соратница, однажды вечером взбунтовалась и обвинила Джека в братании с дьяволом за то, что он весело провел время, отобедав с сэром Николасом Сомсом[7] в клубе для джентльменов в Сент – Джеймс. Пат кричала:
– Господи, Джек, ты же лидер Республиканской партии! У тебя даже сраного кота зовут Том Пейн![8]
Вскоре после второй победы на выборах Республиканская партия сменила название. Команда экспертов по ребрендингу за плату приблизительно в три миллиона фунтов несколько месяцев совещалась, стоит ли партии называться по – новому. Команда породила доклад на 402 страницах, который вряд ли кто– то прочел целиком, не перепрыгнув сразу на выводы, где говорилось, что новое имя желательно, поскольку британских республиканцев вечно путают с американскими. Это стало всем очевидно, когда Джонатан Росс[9] в своем пятничном ток – шоу обратился к премьер – министру со словами «мистер президент». Тогда наняли новую команду нечеловечески мозговитых консультантов придумать для партии новое название и логотип. Эта команда заперлась в деревенском пансионате, где пять суток кряду шел мозговой штурм, породивший «Кромвелианскую партию».
Теперь Джек был женат на Каролине, изящной даме, дочери баронета, но новую жену политика «утомляла», а в последнее время она завела обычай критиковать Джекову манеру держать вилку. Джек немного побаивался жены: ее аристократичный выговор наводил оторопь, а постельные беседы были до жути интеллектуальны. Накануне вечером она отшвырнула вольтеровский Dictionnaire Philosophique в дальний угол спальни, воскликнув: «Мелкотня!»