Прибыв на остров в составе голландского экспедиционного корпуса
предок Клейна остался там навсегда, женился, сделал карьеру в
армии, успел настрогать четверых детей и умер в возрасте семидесяти
шести лет. С тех пор судьба ван дер Клаасов была неразрывно связана
с государственной службой и политикой. Армия, флот, королевская
канцелярия и Палата Общин. Много куда протянуло свои сети это
семейство.
Ничего не изменилось и после того, как на свет появился
прапрадед Клейна, ставший первым волшебником в роду. Верный духу
семьи, он с честью начал служить уже магическому правительству
Британии, помогая тому поддерживать закон и порядок. Ричард ван дер
Клаас стал аврором и до конца жизни перебивался на рядовых
должностях.
Что поделать, это среди обычных людей ван дер Клаасы имели вес,
репутацию и были вхожи даже в самые высокие кабинеты. Маги же
относились к ним точно так же, как и ко всем остальным маглам, то
есть, как к грязи под ногами. А волшебники, рождённые не от
волшебников, считались замаранными в этой грязи. "Отмыться" им
можно было даже и не мечтать.
Прадед и дед Клейна буквально рвали жилы, стремясь занять
достойное ван дер Клаасов место в магической Британии. Они не
брезговали практически ничем. Крышевание торговли запрещëнными
артефактами, "дружба" с контрабандистами, различные махинации с
гоблинами и много ещë чего по мелочи. Предки Клейна, как гиены,
подбирали всë, что плохо лежит, копя артефакты и магические
фолианты, которые просто так не купишь в лавке. И пусть они и не
смогли поставить ван дер Клаасов в один ряд с древнейшими
чистокровными родами, но им удалось сделать так, чтобы с их семьëй
считались.
Уже отец Клейна одно время возглавлял Отдел Магического
Правопорядка, а затем, уже, когда война с Тëмным Лордом вовсю шла,
был одним из заместителей Аластора Грюма. И после того, как тот
окончательно шизанулся, чуть не убив двоих мракоборцев,
заподозренных им в предательстве, занял его место.
Отца Клейн в юности любил и уважал, стараясь во всëм на него
равняться, не вспоминая, при этом, о своих, несколько более далëких
предках. Со временем это отношение несколько сгладилось, юношеского
максимализма в нëм поубавилось, а здорового цинизма прибавилось.
Теперь Клейн и сам был мракоборцем не из последних и, как никто
другой, понимал всю сложность и неоднозначность той работы, которую
приходилось делать ему и его коллегам.