Следовало отдать должное госпоже Бюрх: от неё не исходило ни малейшего страха перед моими действиями. Она по-настоящему доверяла мне, безоговорочно и открыто, перед лицом опасности сделав окончательный выбор.
В глубине души я ожидала подобного. Уважение к ведьмам было больше свойственно неглупым людям, жившим в относительном достатке. А вот среди ущербных и завистливых голодранцев куда чаще встречались ненавистники колдовства. Люди будто мстили Природе за нанесённую обиду.
Обложив рану мешочками с распаренными травами, я приступила к очищению. Цветы крапивы должны были очистить кровь, мелисса – придать силы, чистотел – уничтожить дурной след в теле. Госпожа Бюрх держалась, как могла, не пытаясь оттолкнуть мою руку, орудовавшую ножом. Зажмурившись, она вскрикивала от боли, но терпела. Отделив мёртвую плоть от живой, я промыла рану, а затем наполнила её комком чистой паутины от паука-крестовика и наложила повязку:
- Как уползает змея в глубину норы, как утекает вода в песок, как улетает пепел в небо, пусть так болезнь покинет это тело и никогда не вернётся!
Положив ладонь на повязку, я ощутила, как живительные быстро силы перетекают, вытесняя боль и тление. Быть может, даже слишком быстро. Отняв руку, я увидела, что на повязке проступила свежая сукровица. Тело приняло силы и было готово поправляться. Нога никогда уже не будет прежней – начнёт болеть от перемены погоды, гнуться под тяжестью лет. Но хотя бы не отнимет жизнь.
Госпожа Бюрх открыла глаза:
- Я чувствую! Ты это сделала!
- Теперь лежите и поправляйтесь. Всего вам доброго.
- Ты говоришь, как будто прощаешься… Я чувствую…
- Нет-нет, это к вам не имеет отношения. Спите!
На пороге растерянный, но обрадованный Бюрх сунул в руку монеты. Ступив на крыльцо дома Бюрхов, я тотчас почувствовала усталость. От красной луны почти ничего не осталось, а до следующего полнолуния силы пополнить негде…
Вечерний Кларан уже готовился ко сну, редкие прохожие торопились по домам.
В моём домишке горел свет. Я никогда не запирала дверь, уходя – тайник был заговорён, из того, что лежало на виду, брать было нечего, а открытость говорила в мою пользу. Опять Йор притащился поесть, да ещё и свечи переводит, нахал. Когда же он найдёт себе женщину, чтоб было кому его кормить и выслушивать?! Впрочем, скоро это перестанет быть моей заботой.