Я
взглянула на часы – почти одиннадцать вечера. Поздновато для
звонков. Тем более, что телефона в этой квартире нет (надо будет
перевести из квартиры Валеева сюда, но я всё никак не сделаю это.
Очевидно, надеюсь рано или поздно обменять эту квартиру на
побольше). А идти проситься к Ивану Тимофеевичу неудобно
уже.
И
я решила отложить все разговоры на потом. Никто никуда не
денется.
Причём немного подумав, я решила, что с утра
таки пойду в диспансер, продолжу обследование (это важно, ведь
ездить на автомобиле предстояло мне. И один бог знает, как мне
надоело добираться то в пять утра на электричке, то с соседями, то
на перекладных. Не хочу больше!). А уж потом буду решать вопросы
рабочие. За полдня ничего не случится.
Эх, если б я тогда знала, как
ошибаюсь.
Невзирая на усталость и дикое количество
стрессов за этот день, я, тем не менее, долго не могла уснуть.
Ворочалась на кровати туда-сюда. Что-то не давало мне покоя,
какая-то смутная мысль постоянно ускользала от меня,
смущая.
Наконец, устав от всего этого, я уселась на
кровати, завернувшись в кокон из одеяла, и уставилась в тёмное
окно. Если проблема существует, её надо решить, а, чтобы её решить,
нужно понять, где и что не так.
И
я начала думать и анализировать.
Будяк? С ним как раз всё понятно. Он
накосячил. Тупо, топорно накосячил. Даже думать об этом неприятно.
Понятно, что он мне ничего не должен, да и я ничего ему не должна.
Но наши отношения зашли на тот момент в такую сторону, что по
крайней мере рассчитывать на чистоту и уважение я право
имею.
Да, видно, что он сожалеет. Но, на мой
опытный взгляд, он больше сожалеет, что попался, вот так бездарно
засыпался, а не о том, что накосячил и оступился. Он даже не
понимает, что причинил мне боль.
Сожалею ли я? Если честно, то есть немного. Я
так устала быть одна. Тем более тело у Лидочки молодое, гормоны
периодически бурлят, и как бы я не убивала себя изнурительной
работой, решением своих и чужих проблем – всё равно порой хочется,
чтобы тебя обняли сильные мужские руки. Хотя бы так.
Но
ладно. Хватит об этом.
Усилием воли я заставила себя думать
дальше.
Что же ещё?
Иван Тимофеевич? Сказать по правде он меня
немного удивил этим предложением. С одной стороны, что скрывать от
самой себя, вести рубрику в газете мне нравилось. Такая милая
творческая работа. Признание читателей тоже очень льстит. Тем более
с моими знаниями из двадцать первого века писать все эти заметки
было более чем легко.