- Сейчас ты отвезешь ее в районку,
братан,- прямо в лицо, по слогам выговаривает медик.- Мой тебе совет. Брось ее
возле приемника. Лишние вопросы не нужны ни тебе, ни мне.
-Не смогу, - выплевываю я, прижимая к
себе обмякшую девку одной рукой, другой вываливая из вывернутого кармана горсть
скомканных крупных купюр. – Возьми. И не болтай много.
- Я не разговорчивый, так-то,-
хмыкает мой помощник. - Но девка живучая. Повезло, другая бы уже умерла.
Воздух воняет смертью. Я знаю, как она
пахнет. Цветами и сладким тленом. И женщина в моих руках, обвисает, тянет к
земле, кажется что я несу труп, только идущее от нее тепло не дает мне сойти с
ума окончательно. А еще я знаю, что девка не умерла потому, что ее что - то
держит на этой грешной земле. И я здесь по этой же чертовой причине
Нет, я не бросаю ее возле порога ЦРБ.
Почему-то мне кажется это кощунством. Сдаю на руки заспанному интерну, который
испуганно косится на мой шрам. В этом нет ничего странного, я уже привык. Моя
отметина напоминает мне о том, кем я стал, переступив черту. Грехи не имеют
искупления. Но я не жалею ни о чем.
Я знаю, что моё место в самых глубинах
преисподней. И даже то, что я не дал умереть ребенку моего врага, а забрал его
и воспитываю, не даст мне и грамма форы. Я сделаю его таким же, как я. Выжгу
все светлое из души.
- Не отпускай меня,- шепчет женщина, словно
выныривая из небытия, всего на миг. Единственное мимолетное мгновение,
вырывающее меня из черных мыслей.- Марк, я должна узнать – кто я. Помоги.
Надо бежать, но ноги словно прирастают к
асфальту.
- Я с ней,- проклиная себя, хриплю я.
- Не положено в операционную,- вякает медик.
- На не положено, знаешь что положено? –
скалюсь я, прекрасно зная, как моя внешность действует на людей. – Вопрос лишь
в цене.
Я знаю, что должен быть с этой странной
дурой. Не знаю почему. Не могу ответить себе на этот вопрос.
В кармане пищит мобильник.
Ангелина
Месяц
спустя
Я стою на пороге облезлого здания районной больницы,
подставив лицо опаляющему солнцу и при этом, пытаясь, понять, куда мне надо. Не
знаю, и это пугает, но не до чертиков. Скорее, просто прискорбно, что не могу
вспомнить такой важной информации. Я уже привыкла к ненужности. Если за целый
месяц никто не вспомнил об умирающей мне - значит все – крышка. Я просто никому
не нужна, но почему – то мне от этого ни тепло ни холодно. Делаю шаг вперед,
сжимая в кармане ладонь с зажатыми в ней мелкими купюрами, которыми одарили
меня сердобольные санитарки. И мне не гнусно в вещах с чужого плеча, надетых на
мое, но странно чужое, тело. Брезговать тем, что нацепил ненужные кому-то вещи
на чужое туловище по меньшей мере глупо. Подростковые брючки сваливаются с
бедер, и приходится их постоянно поддергивать. Делаю шаг и замираю.
Безысходность сваливается на одуревшую несчастную голову оглушительной волной. Я не знаю – кто
я. Куда идти? Да и зачем. Меня ведь никто не ждет, судя по тому, что за целый
месяц этот никто не озаботился моим здоровьем. А я надеялась, хотя помнила
черты мужчины, не давшего мне умереть, весьма смутно.