Всплывали вопросы, на которые пока что ответов не имелось. Как
там будет? Что там будет? Как я буду? Вот это особенно волновало. Я
и моя так сильно изменившаяся судьба.
О том, что сейчас, по утверждению многих, 1980 год, я старался
не думать. Эту мысль, в отличие от остальных размышлений, гнал
прочь. Будучи нормальным человеком, а несмотря ни на что, хочется в
это верить, я сразу пытался проанализировать, как такое могло
получиться. И, естественно, следом снова сомневался, все ли
нормально с моей головой. Поэтому, дабы не поверить окончательно в
свое помешательство, решил, не буду вообще вспоминать об этом. Ну,
и еду себе спокойно в вонючем автобусе в Чучково. Ну, и буду
служить в спецназе. Пф… Подумаешь. Однако, тут же моя привыкшая к
нормальной, хорошей жизни натура, орала благим матом. Какой, к
черту, спецназ?! Какая армия?! Какое Чучково?!
Вот так всю дорогу и промаялся, страдая раздвоением личности,
которая, еще к тому же, теперь находится в пухлощеком Соколове.
Лично для меня нет ничего хуже неопределенности. А она сейчас,
эта неопределенность, полная и бесконечная.
Чтоб не заморачиваться о случившемся с точки зрения
адекватности, начал думать и планировать, как себя вести в
коллективе. Если более точно, с офицерами и другими солдатами.
Покрутил головой, оценивая настрой остальных новобранцев.
Остальным, очевидно, было вполне нормально. Их ничто не беспокоило.
Некоторые вообще спали, приоткрыв рот. Будто не в армии, а на отдых
едут. Хотя, им то что. Они ни хрена не потеряли. А я потерял все.
Твою ж мать… Все, что нажито непосильным трудом. Машина импортная –
одна штука… Звезды на погонах – три штука…
Ну, вот кто мог представить, что так оно все повернется. Я не
служил. Потому что, не захотел. Но по рассказам отца, считавшего,
мужик эту школу жизни пройти должен, приблизительно представлял,
как все происходит. Очень приблизительно, честно говоря.
Если бы не мать, которая почти год пила бате кровь, вряд ли я,
конечно, избежал бы "срочки". Но родительница категорически
отказывалась отдавать единственного сына каким-то чужим,
посторонним людям в форме. Научат, не дай бог, плохому. У отца в
этом вопросе выбора не было. Он мог сколько угодно орать на своих
подчиненных в прокуратуре, однако, стоило матери нахмуриться, батя
превращался в махрового подкаблучника.