– Короче, форма одежды – парадная, адрес театра – в пригласительном. Пошли, подвезу тебя, я на машине.
– А у неё самой-то билет есть? – Лёха явно недопонимал ситуацию.
– Да есть у неё билет, есть! Пошли!
Меркулов взглянул на прощание на Лею.
– Спасибо за вечер! И за одежду. Не обещаю, но постараюсь прийти.
Байер обнял девушку, поцеловал в волосы.
– Завтра позвоню. Удачи! Береги себя.
Парни вышли. Запищала, радостно приветствуя хозяина, Тойота.
– Тебе в общагу на Бориса Галушкина? – спросил Байер.
– Ты и это знаешь? – удивился Меркулов. – Да, туда. А ваша общага где?
– В ДАСе, на Шверника-19.
– Так это в другой стороне! Ты меня до метро подбрось: нечего тебе через весь город тащиться.
Саша мысленно поблагодарил Меркулова: он и правда, устал сегодня. Припарковавшись у метро, Сашка немного помолчал.
– Телефон мой запиши, мало ли…
Меркулов записал.
– И вот ещё что… Как я понял, тебе очень понравилась Лея. На всякий случай, ты должен знать: 18 ей исполнится осенью, в октябре.
Алексей посмотрел на Байера и протянул ладонь.
– Я помню: "как Тузик грелку"… Пока!
Сашка засмеялся: курсант ему явно нравился.
–Удачи! Бывай!
* * *
Пары закончились рано: у четвёртого курса начался период самоподготовки к экзаменам. Главное – не пропустить консультацию, а готовиться можно и по ночам. Меркулов рассчитал время, чтобы добраться до театра и купить цветы для Леи. Вчера они так и не договорились, где встретятся, но Алексей почему-то был спокоен: он найдёт её! Правда, когда он зашёл в зал, самоуверенности поубавилось: театр был набит битком. Он отчего-то решил, что "Щелкунчик" – это детский балет, и вначале сомневался: идти – не идти. Сейчас он видел: дети в зале есть, но их немного. Большинство взрослые. Это его приятно поразило. Место его было в середине партера, сцена была как на ладони. Прозвенел третий звонок, и спектакль начался.
Он глазами высматривал Лею в кордебалете, потом сюжет и музыка Чайковского захватили его, и он погрузился в волшебное таинство спектакля. Вдруг свет на сцене почти погас, у ёлки, в луче софита, появилась девушка в длинной воздушной юбке-пачке. Она сделала два-три движения, и сердце Меркулова оборвалось. Это была Лея. Нежность, волнение, трепет, смятение накатывали лавиной так, что не поверить было невозможно. Она жила, плакала, страдала, любила в повороте головы, в воздушном прыжке, в трогательном глиссандо семенящих шагов, в немыслимом изгибе рук и худенького тела. Она переворачивала душу, вытаскивая на поверхность всё самое лучшее, самое прекрасное, невостребованное ранее, хранившееся зачем-то на дне.