- Господин, вы бы рявкнули для острастки на Нилиену – не успеешь
глазом моргнуть, а каждый день, что-нибудь да утащит! – чуть не со
слезами на глазах попросил Тезка - Поумерила бы она пыл! Так
глядишь, на полках скоро и не останется ничего.
- А ты здесь для чего поставлен? – рассудительно заметил я.
- Дык, у нее на все один ответ – ей слово скажи и сразу
черпаком по голове получишь! Уж вас-то она послушает!
Я глубоко сомневался, что старая Нилиена станет выслушивать мои
доводы, но делать было нечего.
-Хорошо – вздохнув, согласился я – Поговорю с кухаркой.
Попеняю…
Рассыпаясь в словах благодарности, Тезка проводил меня до двери
и вернулся к своим хозяйственным делам. Я же, задумчиво почесывая
затылок, направился к кухне, откуда слышался ворчливый голос
старшей кухарки, поторапливающей стряпух. Полюбовавшись издали как
Нилиена потрясая здоровенным черпаком вразумляет слишком медленных
на ее взгляд женщин, я мудро рассудил, что напрашиваться на
неприятности не стоит и пошагал к выходу. Нет уж. Пусть сами
разбираются, а я лучше проверю, как продвигаются дела, с постройкой
конюшни.
****
Остаток дня прошел в уже ставшими для меня повседневными
хлопотах. Побеседовать с мастерами каменщиками, подбодрить медленно
поправляющихся раненых воинов, изящно уйти от темы незамедлительной
постройки церкви в разговоре с отцом Флатисом, постараться
отвертеться от ежедневных занятий с оружием... Не успел я
оглянуться, как солнце уже клонилось к земле, а на промерзшей земле
вальяжно разлеглись длинные тени.
К вечеру заметно похолодало и, рассматривая распотрошенного
ниргала, я старательно приплясывал на месте, хлопал себя ладонями
по бокам и вообще всячески старался согреться. Вид обнаженного тела
ниргала тоже никак не способствовал теплым мыслям, скорее вызывал
холодную дрожь.
Рикар потрудился на славу и сейчас ниргал уже ничем не напоминал
несокрушимого железного воина. Совсем недавно покрывающие его
доспехи, бесформенной кучей железа громоздились по обеим сторонам
стола. Первым делом я начал осмотр с самих доспехов, вернее с
поразившей меня их многослойности – внешний слой представляли собой
толстые пластины, цельнометаллические наручи, наколенники и
закрытый шлем. Вторым слоем шла мелкоячеистая кольчуга, полностью
укрывающая тело ниргала под пластинами и оставляющая открытым лишь
лицо. И последним слоем шла толстая шерстяная одежда, при виде
которой у меня на язык просилось странное словечко “комбинезон”.
Откуда это словечко появилось у меня в голове я не знал, но судя по
легкому уколу головной боли и нахлынувшему на мгновение
головокружению, было несложно догадаться, что это название из моего
поневоле забытого прошлого.