Каждое утро.
В них искриться
мольба дать их обладательнице кончить. Он игнорирует молитвы, продолжая
медленно входить в горячее, истекающее влагой лоно. Они занимаются
размеренным тягучим сексом.
Каждое утро.
Он неторопливо
ласкает её заспанную и разнеженную после сна.
Каждое утро.
Член заинтересованно дернулся.
Да чтоб тебя.
– Это семейное дело, – выдавил сквозь
зубы, выталкивая картинки с участием девчонки из головы.
– Мне кажется, что вы в том возрасте,
который позволяет самостоятельно решать семейные неурядицы, не привлекая отца и
не нагружая его больное сердце, – обвинила его в
несостоятельности.
Чертова докторша.
На языке завертелось что-то
ядовито-язвительное. В этом он особенно хорош.
Был.
До неё.
– Выполняйте свои обязанности,
Елизавета Валерьевна, – получилось то, что получилось.
– А я и выполняю, – фыркнула Лиза и
выдернула свою руку. – Я еду с вами.
Артем онемел.
Категоричное заявления обнажило жгучее желание не позволить ей узнать о
причине поездки. Он четко осознал, что боится
осуждения.
Её осуждения.
В глубине души зашевелился стыд. Он никогда его не испытывал. Не знал
даже что способен на такое. Но эта мелкая, хрупкая девушка вот так невзначай откопала неведомое ему чувство.
– Вы останетесь дома и будете с нетерпением
ждать нашего возвращения.
Достаточно копаний в его душе.
– Не трудись указывать мне, Артем
Викторович, я поступлю, так, как считаю нужным, – лишая Артема возможности
возразить, развернулась и побежала к дому.
Глядя ей вслед, молодой человек плотнее стиснул челюсть. Точеные ножки и
тонки щиколотки взбудоражили воображение.
Снова.
Твою мать.
Пред глазами как кадры хоум-видео.
Вот его пальцы
скользили по изящным рельефам. Губы горячими поцелуями изучали впадинки. Язык
ласкал косточки.
Какого хрена с ним творится. Он словно подросток после завершения
полового созревания.
Бл@. Вот просто "бл@".
Артем прикрыл веки и отвернулся, выкидывая из головы женские ножки.
Лиза гневно сжала кулачки. Как же ей хотелось ударить младшего
Лисовского наотмашь.
О, господи!
Разжала пальцы. Никогда в своей жизни не испытывала такого желания.
Черт!
Эти унизительные чувства рождали в ней ненависть к засранцу с лазурью,
плещущейся, в глазах.