Но золото в моём кошеле имело очень неприятное свойство заканчиваться. Таять на глазах, образно говоря, если угодно, безвозвратно. По мере того, как денежные средства истощались, удобств, которые я и Жанна могли себе позволить, становилось всё меньше. Просторным и большим комнатам лучших гостиниц Франции пришли на смену дешёвые харчевни и таверны… Где мы могли позволить себе убогую комнатушку на чердаке с одной-единственной кроватью. Даже на дровах для камина приходилось экономить, поэтому я и Жанна спали в обнимку на одной кровати, не снимая верхней одежды – от холода спасало.
Истинный страх перед жизнью я ощутила лишь тогда, когда осталась с малолетним ребёнком одна, без заступничества сильных покровителей, столкнувшись с трудностями лицом к лицу. И нет рядом надёжного, сильного и верного плеча, на которое можно опереться. Не у кого искать защиты. Двери дома Рошфора, всегда не дававшего мне проходу и расточающего комплименты (в пору моей службы у кардинала), тоже оказались закрыты для меня…
Но даже из этого я вынесла урок для себя, что мужчина, по-настоящему любящий женщину, никогда не оставит возлюбленную даже в самые тяжёлые дни её жизни.
Раз сто, если не больше, спустя десять месяцев, я успела пожалеть о своей расточительности в самом начале странствий, проклиная себя за свою глупость. Ни единого су за душой не осталось, хоть относительно себя самой я придерживалась строгой экономии.
– Мамочка, что же теперь нам делать? – спросила тогда меня Жанна со смирением и скорбью. – Милостыню на церковной паперти просить? – в карих глазах девочки читались страх, стыд и отвращение, присущие детям, ранее не знавшим нужды, но впервые столкнувшимися с ней.
– Никогда этого не будет, никогда! – страстно пообещала я самой себе и своему ребёнку.
– Но где нам достать денег? – задала вопрос дочурка. – Есть же надо на что-то…
– Что же, продам что-нибудь из своего…
Эта фраза стала подобно подписанному приговору для всех моих предметов гардероба. Раз нет денег, придётся продавать то, что я успела в спешке захватить с собой, покидая особняк в Париже, куда приезжала за Жанной.
Решено: больше мне дорогие украшения и отделанная аметистами шкатулка, вмещающая их, не пригодятся. Как и не пригодятся мне больше мои шикарные платья с золотым и серебряным шитьём и отделанные драгоценными камнями, в которых я когда-то блистала на балах в Лувре и Вестминстерском дворце. Нет мне больше никакого проку в чулках, корсажах, пеньюарах и многочисленных ночных сорочках с перчатками.