Когда-то он цвёл. Нежные лепестки кружились в воздухе и плавали в солёной воде. Прогуливаясь по аллеям сада, можно было наткнуться на антикварные вазы с изображением львов, гор и редких деревьев. Откуда берутся полубитые вазы в саду – непонятно.
Сейчас осень. Костлявые деревья и потрескавшиеся декоративные мостики. Беседки, опустевшие с приходом холодов, привлекают всё меньше и меньше.
Не многим знаком японский сад в центре города. Его невозможно увидеть с улицы. Только пройдя сквозь бесконечные дворы исторического центра, можно оказаться в этом волшебном месте на самом берегу моря.
Японскому саду больше ста лет. Возраст солиден, и люди его берегут, ухаживают за ним. Его посещают особые гости: культурные городские жители, иностранцы и дипломаты.
Редкие мероприятия, например творческие вечера, проходят именно там. Сад словно оживает от духа богемной публики, устраивающей модные показы и литературные чтения под открытым небом.
Всем сердцем любят японский сад творческие натуры. Чем-то притягателен для них сад с эксклюзивными элементами ландшафта и экстерьера.
Сад действительно вдохновляет. Он пропитан атмосферой начала прошлого века. Стоит только прикрыть глаза, как перед тобой предстают светские дамы с зонтиками, слышен гул прибывающих кораблей и звучат романсы белых офицеров под гитару.
Белёсые колонны, беседки на японский манер, ручей и бамбуковый заборчик. Детали, редкость которых не оставляет равнодушным прохожего. Лёгкий налёт старины придаёт саду свой неповторимый характер.
История красит японский сад. Благодаря ей он выделяется на фоне многочисленных скверов и парков. Его уникальность обязана времени и людям, чтившим историю родины.
Кирпичный дом в историческом центре Владивостока, постройки конца XIX века. Дом, обдуваемый тёплым солёным ветром, живущий вне времени, впитывающий душу его бесконечных владельцев.
В самом начале его пути в нём жила великосветская семья. Белый офицер, мичман Покровский, его жена и красавицы дочери, чьи наряды производили неизгладимое впечатление на различных приёмах. Но с первой волной русской эмиграции сменились и постояльцы. Кирпичный, но такой живой и душевный дом стал коммунальной квартирой. Это, пожалуй, самый неприятный период в его истории.
Потом, уже после расселения коммуналки, дом стал принадлежать государству. В него селили послов, чиновников и даже агентов спецслужб, которые, кстати, сменялись чаще постояльцев коммунальной квартиры. Бесчисленные жильцы, хаотичность бытия и нестабильность разрушали дом.