Один легендарный цирк, гастролирующий по стране, удачно отработав сезон, с молчаливого согласия городской администрации (расположившись на территории парка), решил остаться и вовсе – на зиму. Вся труппа цирка разъехалась, а вот звери и обслуга остались. Кто-то решил, что будет экономней никуда их не увозить. Привыкнуть сразу к громким рыкам хищников было невозможно, как окрестным жителям, так и местным собакам, заходившихся в очередной раз испуганным и неутихающим лаем. Потом все свыклись, а на вид гуляющих лам, верблюдов, лошадей, да и ослов и вовсе не обращали, никакого внимания. Ну, если только искоса глянуть на диковину и пойти дальше. Первый раз, встретившись с грациозной ламой, и понимая всю серьезность этой встречи, особенно от её копыт, мы с Того остановились, уступая рабочему по уходу за зверями первыми миновать мост. Но, сказав, что удержать собаку легче, чем эту скотину, рабочий, стоя за перилами моста, предложил пройти нам первыми. Что мы и сделали. Крепче вцепившись в поводок, и боясь выпустить его из рук, я повела Тогика вперед. Привыкшая и не к таким зверушкам, лама совсем не обращала на нас внимания. Чего нельзя было сказать о моей собаке. Вставая на дыбы, вырываясь и рыча, Того бросался на ламу. А я, краснея за его поведение, шипела негодующе: «Фу… Того!! Нельзя!». Позже, привыкнув к утренним рандеву, мы, здороваясь как давние знакомые, расходились по оговоренному ранее плану. С наступлением холодов, ламу поместили в отстроенный вольер, и больше мы ее не видели. Зато в зимнем парке появились лошади и ослы. Днем их привязывали чуть поодаль центральной тропы. И видя их, среди голых деревьев, все старались подойти поближе: кто покормить, кто просто сфотографироваться на память. Но каждый обязательно восклицал: «Смотрите… Лошади!!!». Вот и мы говорили: «Смотрите, они сегодня в другом месте!». Это потом придет понимание, что их намного больше, чем представлялось тогда нам. …Сроднившись с темнотой, мы дружно шагали принять морскую микроэлементную ванну. Наташка поглядывала, по сторонам, высматривая животных. В её сумке лежал пакет с сухим хлебом, выкинуть – не поднималась рука, а вот покормить кого-нибудь – это с удовольствием. Такое отношение к хлебу – особое, у неё осталось от бабки, переживший войну и голод. Но в темноте она видела лишь силуэты деревьев и кустов. В какой-то момент один из кустов ожил и направился к нам. Уткнувшись мягкими губами в протянутые Наташкины руки, и с осторожностью взяв сухарь, лошадь, довольно захрустела. Просвечиваясь, сквозь слоистые тучи, луна, освещая эту картину, явно улыбаясь. Но тут, мелькнула чья-то тень, затем ещё одна и ещё… Тени появлялись, материализуясь в лошадей, окружая нас со всех сторон. Их было так много, что мы, струсив, невольно вскрикнули. Словно в ответ, с другой стороны парка, раздался свист, напомнивший ужасный рассказ К. Дойла «Пестрая лента» – про змею, убивающую не нужных свидетелей. Наталья, прижавшись спиной к дереву, бросалась уже сухарями, повторяя: «Вот тебе! И тебе! Да отстаньте же!». Того, напрягшись, готов был кинуться на помощь. И, упреждая его смерть под копытами, я последовала к выходу, крикнув Анне: «Спасай Наташку! А я Того уведу». Навстречу, со стороны моста, кто-то бежал. «Еще один ранний спортсмен», – мелькнуло в голове, но разглядев в нем обычного прохожего, я спросила: «Это вы свистели? – Услышав утвердительный ответ, добавила. – Там лошади… Кидаются на людей!»