Происходит какое-то дерьмо.
И она не может больше делать вид, что ничего не замечает.
Сколько она просидела так? Очнулась перед остывшей кружкой, когда домой вернулась мама. Значит, очень и очень долго.
В коридоре зазвенели ключи, в зеркале Катя увидела подтянутую мамину фигуру без головы: верх зеркала закрывала вешалка. Мама стянула синее пальто, осталась в брючном костюме, поправила блузу с жабо – мама всегда умела одеваться. Умела носить каблуки, умела быть леди – «бизнес» и просто. Всегда и во всем была немного лучше, чем Катя.
И всегда была занята.
– Еще не спишь? – спросила она с порога кухни. Мешки под глазами были тщательно замаскированы скатавшейся пудрой. Маме было сорок пять, люди давали меньше. Она выглядела по-взрослому красивой: большие выразительные глаза, смуглая кожа, высокие скулы. Кате от нее ничего не передалось, только волосы и манера смеяться. Но так считали мамины подруги, а сама Катя сходства не видела. – Почему везде горит свет?
– Чтобы не было теней, – будто в бреду проговорила Катя. Она прикрыла глаза и заставила себя успокоиться. Даже если произошло что-то действительно странное, она не хотела говорить маме.
Мама посмотрела с пониманием.
– Пэт, ты опять смотрела ужастики?
Катя вздрогнула: «пэт» по-английски – питомец. Когда-то ее так называл папа. Это было их слово. Его и Катино, и больше ничье. Папе – папе, каким она его помнила с детства, – она могла бы рассказать. Он был большим и сильным и умел прогонять ее кошмары.
Мама принялась возиться с кофеваркой. По кухне поплыл терпкий аромат кофе. Катя пожала плечами.
– Выглядишь помятой, у тебя температура?
– Если бы. – Катя подняла взгляд на маму. – Я говорила, что школа однажды меня прикончит?
– Каждый божий день, – усмехнулась та.
– Вот именно! – Катя поднялась, вылила остывший кофе в раковину и поставила чашку в посудомойку. – И все равно ты меня никогда не слушаешь. Спокойной ночи, – пробормотала она, зевнув. Спать, и правда, захотелось.
А себе сказала: ты уже не маленькая. Тебе почти семнадцать. Глупо бояться монстров под кроватью.
Они всегда ждут где-то в других местах.