За исключением «Рук мельника» в городе почти ничего не изменилось или пока не изменилось. На центральной улице по-прежнему нет магазинов, торгующих одеждой или домашней утварью. В городе проходит ежегодный весенний праздник, на котором угощают пастой и собирают денежные пожертвования на поддержку местной пожарной станции.
– Почему же раньше у вас не было так много приезжих? – спросила я ее тогда.
– Поезда стали ходить быстрей.
Возле Лондона есть городок покрупней с таким же названием, и там тоже имеется известный паб, но Рэйчел никогда не исправляла тех, кто их путал или говорил ей о том, что побывал в пабе под названием «Письмо и Цветы».
Рэйчел считала, что с городком все же что-то не так. Я не могу вспомнить точно, когда об этом зашла речь. Но не так давно, когда мы вернулись из Корнуолла. Тогда я не дала ей договорить. Мы сидели у нее в доме и завтракали. Я только что проснулась, и мне не хотелось слушать подобные вещи. По тону голоса Рэйчел я сразу поняла, что она собирается рассказать мне что-то ужасное. И поняла, что самое время ее остановить. Передо мной лежал малиновый круассан, стояла чашка эспрессо, и я должна была выслушивать какие-то неприятные новости о ее городке!
Тут еще есть винный магазин. Общество строителей. Золотой петух на крыше гостиницы. Библиотека. Еще желтый навес «Руки мельника». И старые тополя перед ремонтной автомастерской. И близнецы, которые трудятся на благо городка.
Я считала, что это никакие не близнецы, а всего один человек, пока я не увидела, как они вместе моют мусоровоз. Оба носили зеркальные солнцезащитные очки, оба отрастили длинные волосы, и у обоих имелся ротвейлер.
– У них одинаковые собаки? – спросила я.
– Нет, собака всего одна, – ответила Рэйчел.
* * *
Дела у «Охотников» идут не очень хорошо. Двенадцать номеров и всего двое постояльцев. Сейчас ноябрь, но, по словам Рэйчел, летом тут тоже почти никто не останавливается. Она рассказывала, что гостиницу не закрывают только из-за бара на первом этаже. Для меня это добрые вести, поскольку лично я пока что уезжать отсюда не планирую.
Вернувшись из полицейского участка, я краду из кухни нож. Кладу его под кровать так, чтобы, опустив руку, можно было бы схватить его. Потом я опускаюсь на кровать, ломая голову над тем, что же именно она хотела тогда рассказать мне, и наконец позволяю окружающей темноте полностью окутать мое лицо.