Не уходи, никогда! - страница 8

— Мам, я не буду кашу, — кидает маленькую ложку Антошка в свою тарелочку с зайцем и брызги манки падают на его столик. Я поворачиваюсь от плиты, где готовлю себе омлет и смотрю на главного мужчину в своей жизни. По недовольной мордочке, перемазанной кашей расползается лукавая улыбка. Два зубика сверху торчат и мне становится смешно, но стараюсь не улыбаться, нельзя, я строгая мама и нужно завтракать. — Ладно, — отворачиваюсь к плите и открываю верхнюю полку, где стоит вазочка с его любимыми конфетами, Мишка на севере. Беру, медленно разворачиваю одну конфету, так чтобы Антошка видел и кладу на столешницу. Слышу позади потрясенный вздох:— Ты ее съешь? — говорит удивленно сын.— Да, вот сейчас съем омлет и полакомлюсь конфеткой. — Я поглаживаю пальцами темный шоколад, ожидая, что будет дальше. — А мне? — спрашивает обиженно Антошка.— Ты не доел свою кашу, а я омлет доем, а конфетка только тому, кто съест все, — непримиримо говорю я.— Тогда я тоже буду омлет, — начинает гнуть свою линию мелкий тиран. — Я не хочу кашу!— Давай так, я ем половину твоей каши, а ты половину моего омлета? — вижу, как хмурятся светлые бровки, мой мужичок усиленно думает.— Давай, — наконец говорит он и я улыбаюсь. Накладываю в две тарелки готовый омлет и забираю у него манную кашу с изюмом. Ставлю рядом какао в стакане и кладу раскрытую конфету. Антошка воспитанный парень, выполняет, что обещал: быстро запихивает омлет и запивает какао, не сводя взгляда с конфеты. После мы моем испачканную мордочку и ручки в ванной, и я отпускаю на волю своего двухлетнего сына. Он все больше становится похож на отца: движениями, мимикой, копной непослушных золотистых волос. Присаживаюсь на ковер рядом с ним и вспоминаю о Максиме, моем муже. Тот погиб чуть больше года назад, в аварии, а я помню этот день, как будто он был вчера. Именно день, потому что все, что случилось потом, примерно до сорока дней, просто стерлось из моей памяти. ***** год назад— Варь, где мой синий галстук? — кричит муж из нашей спальни, а я вздыхаю «Ничего найти не может»— В шкафу под голубой рубашкой, — отвечаю ему, двигая карусельку из ярких игрушек над кроваткой сына. Антошка приболел и всю ночь не давал мне спать, плакал от того, что забивался сопельками носик. Я прислонилась к кроватке, опустив растрепанную голову на руки и почти засыпала, глядя на чуть повеселевшего сына.— А где голубая рубашка? — снова раздается крик, что-то падет, слышу тихое «Черт!». Встаю и иду в нашу спальню, где Максим сгребает с пола осколки моей любимой розовой вазы с нарисованными белыми маками.— Под серым пиджаком, — говорю ему, а тот поднимает взгляд и смотрит на меня. Потом встает и перешагивает кучку, оставшуюся от вазы и протягивает руки, чтобы прижать меня к себе.— А серый пиджак где? — шепчет мне на ушко, зарываясь носом в волосы и находя сразу мое слабое место на шее. Целует, проводя теплыми губами и я как всегда плыву, несмотря на усталость. Максим такой сильный, высокий, красивый, я просто тону в его руках. Мой муж хитро оглядывается на открытую дверь и тянет меня к кровати.— Макс, стой, нет, — пытаюсь я вырваться, но он лишь крепче сжимает меня и одним движением сдергивает длинную футболку, под которой ничего нет, кроме маленьких белых трусиков. Его руки тут же накрывают мою грудь, а так как на нем ничего нет кроме банного халата, то ....— Макс, Антошка не спит, — выдыхаю я, чувствуя, как низ живота сводит огнем, опаляя желанием.— Мы быстро, — продолжает шептать он и нежно толкает меня на шелковое покрывало. Быстро, это действительно быстро, особенно когда у тебя годовалый ребенок, который скоро поймет, что мамы рядом нет и поднимет крик. Я провожу коготками по его спине и Макс ускоряется, рвано вдыхая воздух. Меня накрывает горячей волной, и я глухо вскрикиваю, ловлю губами его тихие стоны. Провожу ладонями по спине, хаотично трогая жесткие мускулы. Мы быстро получаем разрядку и Макс утыкается носом в мою грудь, все еще вздрагивая. — Успели, — бурчит он и я начинаю хихикать, вздрагивая животом, отчего голова мужа чуть подпрыгивает.— Н-да, — соглашаюсь я, — С каждым разом все быстрее и быстрее.— Тебе не понравилось? — поднимает он на меня свои зеленые глаза в обрамлении светлых ресниц.— Понравилось, но хотелось бы дольше, — говорю я и выползаю из-под него, чмокаю в щеку, но он снова сгребает меня обратно и целует, медленно и глубоко. Наши ласки прерывает недовольное хныканье сына, которое вскоре перерастет в громкий плач. Со вздохом поднимаюсь, нахожу в шкафу серый пиджак с рубашкой и галстуком, подаю Максиму, который развалился на кровати абсолютно голый и снова в полной боевой готовности.— Ого, Максим Леонидович, вы я смотрю не успокоились, — шутливо говорю я, пытаясь вытащить из-под него свою футболку.— Успокоишься тут, — окидывает мое голое тело голодным взглядом Максим. — Давай завтра с Антошкой побудет няня, а мы сбежим в гостиницу на вечер? — предлагает муж, а я смеюсь.— Он болеет, Макс, нашему сыну нужна мама, а не няня, — щелкаю мужа по носу и выхожу из комнаты, на ходу одеваясь.— А мне? Мне женщина нужна? — кричит вслед Максим.— Ты уже большой и справишься как-нибудь, — со смехом отвечаю ему, заходя в комнату сына. Антошка уже стоит в кроватке и ревет, пуская пузыри.— Ну и кто тут у нас плачет? — говорю ему и беру на руки, целуя пухлую и мокрую щечку.— Я, сейчас заплачу, — ворчит из комнаты муж. Через десять минут он выходит из спальни, полностью одетый. Заходит к нам и берет сына на руки.— Спасибо тебе, мужик, — говорит Максим сыну, — За десять минут тишины. — я заливаюсь смехом, а Антошка тоже улыбается отцу.— Ты надолго? — спрашиваю я, когда Максим возвращает сына в кроватку.— Не думаю, сегодня отдежурю, а завтра свободен, — отвечает Макс, натягивая в прихожей темно-серое пальто. Я вышла следом и поправляю ему шарф.— Нет операций на сегодня? — Одна, не сложная, если не подкинут работенки, — Макс берет свой портфель и целует меня в щеку, — Ты же знаешь, как в выходные бывает, нажрутся и давай друг друга молотить или еще хуже ножами раскидывать, а то и по голове кого треснут.— Да уж, но надеюсь без происшествий в этот раз.— Я тоже, пока, — Максим выходит и все, больше мы нашего папу не видели, никогда.Максим, хирург