Наедине с обстоятельствами - страница 22

Шрифт
Интервал


— Грустно, — киваю, раздумывая над тем что ситуация получается очень странной. Валя всегда был любимым сыном, мать не нагружала его делами, почти не ругала, всегда ему рассказывала как он вырастет и станет великим человеком… А что в итоге? И ведь в начальной школе он неплохо учился, дураком его называть было нельзя. А потом… Одно за другим. То курить начал в двенадцать, то хулиганить, выпивал по чуть-чуть еще в школе… Когда я уезжала из деревни он еще учился, даже имел какие-то планы. Так почему сейчас он скатился? Впрочем это вопрос риторический, да и мать точно не знает ответ на него. Ну не скажешь же что она его слишком избаловала?

— Вот теперь, чтобы тебе грустно не было, будешь матери помогать. Но сначала, как поедим, пойдешь на почту, деньги снимешь.

— Конечно, мам. — киваю, а между делом отправляю Даниле сообщение с фоткой. Что ж, теперь ждем пятьдесят тысяч. По крайней мере теперь мы точно не умрем от голода.

После обеда я собираюсь на почту, раздумывая что пойду одна, но Алисе страшно оставаться в одном доме с «бабушкой». Да и брата я еще не видела, представления не имею что он изобразит, если увидит маленького ребенка. Потому что судя по описанию матери, там происходит распад личности.

Мы с Алиской идем на почту к закрытию, я опасаюсь что не успеем, но выхода нет: без денег мать меня просто ночевать не оставит. Раньше я часто спрашивала себя, почему меня всегда любили меньше чем Валю? Чем я не угодила? Почему мать со мной обращалась так несправедливо?

Я думала что дело во мне. И только последний год начала понимать, что проблема в матери. Но вот понимание не помогает поднять самооценку. А Данила окончательно затоптал меня в грязь.

Кстати стоит о нем подумать, как раздается вибрация телефона. Сообщение от него: «Тебе надо больше спать, вид нездоровый». Издевается. Ему скорее всего кажется что он так удачно шутит, а я с трудом сдерживаюсь чтобы не заплакать. Мне больно. Может действительно дело во мне и любить меня не за что? Во мне просыпается ненависть. Но ненависть не к матери и не к Даниле. А ненависть к самой себе. Я ничтожество, и я не знаю как это изменить.

Мое уничижительное самокопание прерывает голосок Алиски:

— Мам, тут красивая природа, — она показывает пальцем на одиноко стоящий в поле дуб. Он и правда смотрится хоть и мрачно из-за угрюмого неба и своих голых веток, но очень живописно. И я невольно улыбаюсь. Я и сама когда была маленькой и бегала на почту, невольно им любовалась. Даже нарисовать хотела, только боженька обделил меня талантом.