Она ссыпала лук на раскаленную
сковородку, закрыла лицо руками, заплакала чуть слышно.
- Вот и случилось, - продолжила она,
всхлипывая. - Говорила им – до добра эта рыбалка не доведет. Весна
ведь на дворе! – она вытерла слезы краем фартука, тяжело вздохнула.
- Господи, горе-то какое! Бедная Наталья! Как она теперь без
Семена?.. А дети?
Больше я от нее тогда ничего не
добился.
Но был еще один момент. Когда я ей
про свои кошмары рассказывал.
Было это, как обычно, на кухне. Мама
что-то готовила, пекла, жарила.
- Что-то еще? – спросила она меня. -
Давай спрашивай.
Я тогда помню немного смутился.
Почувствовал себя вновь маленьким мальчиком, который всегда делится
с мамой самыми потаенными и неожиданными волнениями.
- Еще? Да. Есть еще кое-что, - начал
я и посмотрел в окно, не идет ли отец, чтобы тот не прервал меня на
середине разговора. Важного, как чувствовал я, разговора. – Что
было со мной в семь лет? И в четырнадцать?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, может какое-то событие или
происшествие тогда случилось со мной? – продолжил я и, видя ее
недоуменный взгляд, уточнил. - В семь лет это касалось тебя, а в
четырнадцать – отца.
- Нет. Не знаю, о чем ты говоришь.
Ничего, вроде бы такого… - сказала она, отвела взгляд, начала
нервно поправлять скатерть. Я каким-то шестым чувством уловил, что
она все же что-то недоговаривает. Или умышленно скрывает. Может
что-то такое, о чем мне знать и не надо, или она хочет забыть это
что-то. Пытается, по крайней мере. Только я понял вдруг,
что это что-то слишком въелось в ее память, и не так-то
просто ей от этого избавиться. Ясно увидел по ее
реакции.
Я пробирался темными дворами в
поисках транспорта.
Сколько было у меня форы, я не знал.
Но время мое истекало.
Подтвердилось мое замечание, пока
шел, что оба новых вида изменяются быстро. Меняется не только
характер поведения, но и внешний вид. У зомби, помимо характерных
белых глаз, цвет лица тоже становился бледнее, даже с желта. Осанка
становилась сутулой, видимо из-за того, что они почти не смотрят
перед собой при ходьбе, а почти всегда под ноги. Они даже общались,
не поднимая головы, робко и тихо. Рабская покорность и
медлительность становилась их яркой отличительной чертой. Звероиды
же, напротив, вели себя вызывающе, агрессивно, действия их стали
быстрыми, даже импульсивными, иногда неконтролируемыми, словно
судороги. Смотрели они вперед и чуть даже поверх голов всех
остальных, выпячивая подбородок, сверля каждого встречного черным
жутким взглядом, словно ища повода до кого-то докопаться.
Докапывались, понятно, до зомби. Черты лица их тоже изменились:
острые подбородок и скулы, хмурый жесткий взгляд из-под тяжелых
густых бровей, широко раздутые ноздри, слегка ощеренный рот. Ну,
звери и звери. Они мне в этом виде напоминали оборотней из фильмов
в самом начале их трансформации из человека в волка.