Так, что-то я отвлекся. Смотрю на часы и открываю дверь
автомобиля. Моего бейджика хватает с лихвой. Он более продвинутого
ранга. Кому положено, тот сразу видит уровень допуска. Да и машина
как бы намекает, что люди приехали непростые. Милиционер открывает
шлагбаум, и мы въезжаем на парковку.
Дядю Сашу я специально не предупредил, и когда к нему на
переднее пассажирское сиденье шумно бухается Сенкевич, тот на
минуту теряет дар речи. Мы с Ириной и Хейердалом уселись сзади. Тур
с хитрецой посматривает на меня:
- Ваша юная леди?
- Ага.
Я внимательно изучаю Ирины коленки. Та, несмотря на присутствие
знаменитостей, уставилась в окно. Дуется на меня. Я дурак, конечно,
но кто же предполагал, что столько всего о своей девушке не знаю.
Был занят собой и … её телом. Дело, надо сказать, приятное, но нам
нужно поближе познакомиться и в иных смыслах. Как оказалось,
фамилия бабушки Ирины по матери была Фарбер. До революции в
Архангельске жило много выходцев из Европы. Существовала в центре
города даже целая Немецкая слобода. От нее осталась лишь Кирха, где
нынче устроен концертный зал. В моем времени его облагородили
позже, но зато установили в здании настоящий орган.
Как и у многих, жестокий двадцатый век и по семье предков Ирины
прошелся катком. Дедушка, советский полярник не побоялся взять в
жены шведку, грозы репрессий их миновали, война дедушку также
пожалела. Он тогда работал в штабе конвоев и частенько летал в
Заполярье. Однажды его самолет сбили, и они упали на лед. Если бы
не навыки старого полярника, то могли погибнуть. Хотя родным уже
сообщили о пропаже самолета и возможной гибели экипажа. И каково
было потом увидеть бабушке мужа живым?
Нет, по сравнению с теми железными людьми мы интеллигентные
хлюпики! Есть, о чем, короче, поразмышлять. А любовь к музыке и
французскому языку привила Ирине именно бабушка. Это вторая жила в
деревне под Каргополем. Вот такая у нас разнополосная история
получается. Революции, войны, индустриализации перемешали людей за
пару десятков лет так, как это не сделало все прошлое
тысячелетие.
Сенкевич и дядя Саша сцепились языками, мы болтаем с Хейердалом
о разном. Он с любопытством рассматривал с моста вид на Северную
Двину. Затем широкие поля в Заостровье и проносящиеся мимо нас
дома. «Вольво» шла ходко и мягко по свежему асфальту. Заостровцы
сворачивали шеи вслед импортной машине, мальчишки бежали сзади.