Затем его глаза зацепляются за мою знаменитую фотографию с
найденным мечом. Он тыкает в нее, а затем в меня.
- Так ты археолог?
Ответить я не успеваю. Слышится шум входящих в зал людей и
хорошо знакомый с детства голос:
- Ну вот ты куда убежал? А мы тебя в буфете, понимаешь, ждем.
Поморы так вкусно угощают, что начинаешь сомневаться том, что
украинская кухня лучшая.
Леонид Ильич ёрничает. К Никсону тут же подбегает молодая
женщина и начинает переводить. Президент и бывший Генсек улыбаются
друг другу. Похоже, что они на самом деле дружат. Улыбки далеко не
дежурные.
- Я хотел посмотреть на выставку местных древностей. Ваша
Маргарита мне все уши пропела. Кстати, где она?
- Дела, дела, - сухо ответил Брежнев и деловито оглянулся. – И
что тут такого интересного?
- Вот молодой человек ответит на все вопросы.
Леонид Ильич воззрился на меня. В моем времени он уже почти два
года, как лежит у Кремлевской стены. А здесь хоть и старик, но
далеко не развалина. И голос бодрый. Интересно, чем его
накачивают?
- Ну, молодец, и кто же ты?
Я и не думал смущаться, уже разогрелся на мистере президенте.
Сам черт мне не брат, несмотря на обилие вышколенной охраны и
помощников. Я сделал два шага назад к стенду, как будто подзывая
властителей двух супердержав к себе. Оба синхронно пошли за мной, а
свита неожиданно побоялась дёргаться.
- Сергей Караджич, студент Архангельского педагогического
института, исторический факультет, комсомолец, спортсмен, активист.
Еще что-то?
Видимо, Никсон уже хоть как-то понимал по-русски, потому что
захохотал, и ему тут же завторил Брежнев. Вытирая слезы, он
произнес:
- Уел старика. Но каков молодец! Не потерялся, как те клуши.
Никсон что-то зашептал в ухо генсеку. Неужели Леонид Ильич
понимает английский? Хотя почему бы основные фразы и нет? Уж точно
он не дурак, каким любили у нас его описывать во времена
перестройки. Уж по сравнению с большинством правителей России
двадцатого века он для обычного человека сделал больше всех. Потому
его и помнят добром. Вот товарищ Сталин вроде и страну поднял, и
войну выиграл, но цена была так велика, что и суждения потомков
противоположны.
Брежнев внимательно осматривает стенды, я даю пояснения, тут же
переводя для Никсона на английский. Свита держится в стороне.
Видать, не впервой первые лица так откаблучивают. Леониду Ильичу
явно импонирует мое поведение и знание языка. Взгляд
доброжелателен, вопросы не каверзные. Но заметно, что история не
его конек. Никсон же любопытен, дотошен, вникает в детали. Иногда
сложно переводить, и мы объясняемся жестами.