Предложенная Прокофьевым программа была намного интенсивнее
цитошной и я понял, что в реабилитационном центре проведу немало
времени.
Вечером, как и договаривались, я позвонил Виктору и спросил про
операции. В трубке повисла тишина, которая явно ничего хорошего не
предвещала. После чего Виктор вообще сбросил звонок и перезвонил на
коммуникатор.
- Это что такое? – я активировал устройство и уставился на него.
Выглядел он смущенным и виноватым.
- Лёх, давай не будем торопиться с трансплантологией.
- Та-ак…
- Ты же понимаешь, что с учетом швабры и ситуации с водой, любая
трансплантология почти наверняка означает для тебя невозможность
пространственных переходов?
Я смотрел на него, пока совершенно не понимая, к чему он
ведет.
- Давай позанимаемся реабилитацией, достанем штифты…
- Постой, - я перебил его, до меня начало доходить. – С помощью
операций можно вернуть работоспособность руке, но мы этого не
делаем?
Виктор молчал.
- Я правильно тебя понял? – я повысил голос. – Я живу сейчас
практически инвалидом, и мы ничего не делаем, потому что иначе не
будет пространственных переходов?
- Лёх, у тебя лучше всех получались эти переходы. Тебе НРАВИЛОСЬ
ими заниматься. Ты правда хочешь лишить себя всего этого?
- Вить, да твою мать, - я почувствовал, что меня трясет.
- Давай ты успокоишься и хорошо подумаешь. Реабилитация, если на
нее не забивать, даст очень неплохой результат и позволит вернуться
к экспериментам. Трансплантология, считай, вернет руку, но про
эксперименты тогда придется забыть.
- Кстати, а когда ты собирался мне рассказать, что есть вариант
с трансплантологией? – я нервно сжимал кулак на здоровой руке. -
Реабилитация – это постоянная боль в течение долгого времени,
которая все равно не даст желаемого результата, а трансплантология
– это в несколько итераций с обезболивающими возврат полной
работоспособности руки? И я должен выбрать реабилитацию? Вить, да
пошел ты, - я сбросил звонок.
Коммуникатор дал о себе знать снова, но я снял браслет и швырнул
его на стол. Зазвонил телефон. Я неловко выловил его из кармана и
отправил туда же. После вышел на балкон и закурил, пытаясь унять
нервную дрожь.
Виктор продолжал звонить и на
следующий день, но я упорно не отвечал на вызовы. Не то, чтобы я
полез в бутылку. Вспышка раздражения прошла так же быстро, как и
началась, пока я цедил на балконе сигареты. Но мне требовалось
время, чтобы переварить всю информацию и определиться наконец с
дальнейшими планами. Я категорически не хотел, чтобы кто-то другой
решал за меня, что лучше, а что хуже. Не сдались мне рассуждения о
том, как я любил переходы. А Виктор не остановится, очевидно же,
что он будет уверенно настаивать на своем.