Чудесный был день. Мы бродили по Ант-Лейку и играли в только что
сочиненную игру – «Что могла бы изменить Розали». Спасти всех кошек
мира, президента и заставить Дариана Ликерса переписать сценарий
нашего любимого фильма «Аннели», в конце которого главная героиня
умирала в страшных муках, так и не узнав, что главный герой и
любовь всей ее жизни все это время безумно ее любил. Сколько было
пролито девичьих слез и сколько нелицеприятных слов было высказано
в адрес сценариста и режиссера!
Мы хохотали, придумывая версии все изощреннее, каким бы стал
«идеальный мир по версии Розали». Но время для улыбок
закончилось.
Я не сразу поняла, в какой момент все переменилось – смеясь,
повернулась к Дикси, но шутливые слова замерзли на губах, когда я
увидела ее помрачневшее лицо. Повернувшись, я проследила за ее
взглядом. Навстречу нам шла молодая женщина в легком светлом
пальто. Губы сжаты, лицо строгое без намека на улыбку. Увидев нас,
она отвернулась. Прошла, глядя куда угодно, только не нам в
глаза.
– Дикси? – осторожно позвала я, недоумевая, почему случайная
встреча так повлияла на подругу. – Кто это был?
– Старшая сестра Лизи Вардес.
– Кого? Дикс, ты вообще о ком? – озадаченно спросила я.
Она взглянула на меня исподлобья.
– Ты что, в танке? Я про третью жертву маньяка! Она погибла
четыре недели назад. – Она передернула плечами. – Знаешь, уже
вечереет. Думаю, нам лучше вернуться домой. Мне… что-то не по
себе.
Я пошла вслед за Дикси, двигаясь на автомате, а в голове
беспрестанно вертелась карусель мыслей. Меня не оставляло
предчувствие, что произошло что-то очень плохое.
Ведь в той реальности, в которой Бен пострадал в аварии, в
Ант-Лейке не было никакого маньяка.
Я не хотел, чтобы это повторилось, но, увы, я был не властен над
Судьбой. И снова – черные свечи и черные лилии, рассыпанные по
белоснежному атласу платья. Снова бездыханное тело – красивое даже
после того, как из него выпита душа. Совсем юная девушка с
распахнутыми глазами: рубиновые губы, волосы цвета вороньего крыла;
на тонких пальцах – золотые кольца, хрупкое запястье обнимает
плетеный браслет.
Та же рана в груди, оборвавшая совсем короткую жизненную нить –
убитой было не больше девятнадцати лет. Уже зная, что моя попытка
обречена на провал, я попытался заглянуть в сознание незнакомки.
Все, как и прежде – глухая пустота, ноющей тоской отозвавшаяся в
сердце.