– Всем вольно… – глухо пробурчал взводный и, развернувшись, кивнув в сторону лежащего на земле, через плечо бросил: – Займитесь… Как вас?
– Карпенко, товарищ старший лейтенант.
Сказав это, он быстро зашагал прочь от строя.
В нынешнем, штрафном, существовании – лишенный званий и наград «кандидат в солдаты», а в прошлой, строевой, жизни – любимец всех медсестер и санинструкторш, герой, старший сержант, кавалер ордена Красного Знамени, медалей «За оборону Сталинграда» и «За отвагу», Карпенко умудрялся твердо держаться своих главных привычек – не унывать и не сдаваться. И здесь, когда запахло жареным и порохом, ситуация разрядилась благодаря ему.
– Ну ты молоток… – хлопали его по плечу остальные, пока они возились с ранеными.
– Чисто срезал этого золотопогонника…
– Лютый, гад, попался… Шаг вперед… шаг вперед…
– Лютый не лютый, да только нашего брата за людей он не считает… Пустит в расход и не поморщится.
– Расход – это дело тонкое… – произнес невысокий, крепко сбитый боец. Прищуренные, глубоко посаженные его глазки при этих словах сверкнули тяжелым свинцовым отблеском. Вид у него был неприметный. Но стоило с ним заговорить, как сразу чувствовалась необъяснимая сила, которая исходила от его фигуры, взгляда и слов. Карпенко узнал этот голос. Тот самый, с которого вся каша заварилась.
– А здорово ты офицерику заткнул глотку-то… – негромко проговорил невысокий. – Вовремя павлина этого утихомирил. А то бы он еще народу из своего «ТТ» положил…
– Да ладно, че там… – довольно бурчал Карпенко. – Это как цыганочку с выходом сбацать… Музыка заиграла, а в круг никто не выходит. Это, значит, уверенности нету… в мастерстве. Ну, и ты тогда показываешь… так, что подметки трещат. Ну, и само собой, все девки потом – твои…
Карпенко жмурился в лучах минутной славы.
– Скорее тащите Лавра в лазарет, – распоряжался между тем невысокий. – А ты как, Быча? Сам дотопаешь?…
Он обращался к верзиле, которого ранило в руку. Тот, морщась от боли, кивнул головой и с усилием приподнялся. Рукав его шинели набряк багровым пятном выше локтя. Свободной рукой он бережно прижимал простреленную руку к животу. Слова его звучали как приказ, и трое бойцов тут же взялись исполнять.
– Я проведу… – с готовностью вызвался Карпенко и хитро улыбнулся. – Пора уже с медсестричками поближе познакомиться…