– Мой хвост! Ты сломала мне хвост, – принялась стенать подо мной
подруга.
Я попыталась подняться, но тут воздух сгустился. Надо мной навис
богомерзкий охальник из клетки. Только теперь вместо жутких
обрубков у него были крылья. Два прекрасных темно-серых крыла!
– Мои крылья, – взвыла я. – Урод, ты украл мои крылья!
«За урода ответишь», – пообещал этот гад. И улетел.
Мне хотелось плакать. Я чувствовала себя униженной, а главное –
меня лишили самого лучшего, что у меня было в жизни.
– Он тебя все же укусил? – встревожено спросила подруга.
– Хуже, – вздохнула я. – Я больше никогда не буду летать.
– Хвала Троице, – облегченно вздохнула Нора. – Давай, Лира,
одевайся. Надо уходить. Если узнают, что мы выпустили чудище…
Это привело меня в чувство. Взявшись за руки, мы бросились
домой.
Хоть за шесть лет мы и наловчились карабкаться по простыням, все
равно определенные неудобства присутствовали. По большому счету
институтская форма служила благой цели. Она помогала классным дамам
воспитывать из нас девиц скромных и знающих себе место (которое,
как известно, с краю), но при этом изысканно-утонченных. Так,
глубокие капюшоны плащей были не оторочены атласом, а набиты песком
– для того, чтобы держать головы всегда смиренно опущенными и
скрывать нас от нескромных глаз. Обувь у нас не из мягкой кожи, а
настоящие деревянные тиски – ведь благородная леди полна терпения,
а ее ножка изящна и мала. Наши платья не с зауженной талией и
пышными юбками, а просто узкие, с утягивающей сзади шнуровкой – в
таких много в столовой не поешь, а главное, в них невозможно ни
бегать, ни даже быстро ходить – только семенить. И если перед
нашими вылазками плащи и обувь мы просто снимали, то проблему с
платьями во время перемещений через окно приходилось решать
по-другому.
Я оглянулась и с наслаждением вздохнула пьянящие ароматы сада.
Сумрачно и тихо: ни листик не шелохнется, ни веточка не хрустнет,
ни птичка не вскрикнет. Мое любимое время суток! Мир замер на
перепутье. Еще несколько минут, и восток начнет светлеть; три
сестрицы, побледнев, поспешат восвояси; у Норы исчезнет ее хвостик,
а меня перестанут раздирать сожаления по утраченным крыльям. Жизнь
войдет в привычную колею.
С такими мыслями я задрала юбку на пояс, поплевала на руки и
подпрыгнула. Ступни привычно пропустили простынную веревку между
собой, превращая ее в ступеньки. Несколько быстрых рывков – и я у
окна. Оно узкое и небольшое, поэтому протиснуться в него дело не из
легких. Но мы с Норой худенькие и ловкие. Я подтянулась, перекинула
тело через подоконник, ловко спрыгнула на стол, оттуда на пол. И в
очередной раз испытала глубочайшее облегчение. Конечно, приятной
сегодняшнюю прогулку трудно было назвать: потеряла я значительно
больше, чем приобрела. Но главное – нас с Норой никто не заметил. Я
прошептала благодарственную молитву Святой Троице и взялась за
кувшин с водой. После приключений меня всегда мучила адская
жажда.