– Передай Нике, что она задолжала мне разговор, – поднимаюсь я из-за стола. – И я всё равно доведу его до конца. И пусть бережёт себя. Мой ребёнок должен родиться здоровым. В идеале – в полной семье. Всего хорошего, – киваю, не подавая руки. Вот эти дружеские жесты нам ни к чему. Он это тоже прекрасно понимает.
Илья с горестным вздохом отрывается от тарелки: он ещё и половины съесть не успел, но возмущаться не станет, понимая, что нам нужно убраться отсюда, пока я ещё в состоянии владеть собой.
Мы идём к выходу. В пустом тихом зале слышны только наши шаги, что эхом отлетают от стен. Между лопатками жжёт. Это Инденберг провожает меня долгим взглядом.
Ничего. Пусть подумает. Ему полезно.
– Глаз с Инденберга не спускать ни днём ни ночью, – приказываю Дану, как только мы садимся в машину и уезжаем прочь. А потом, перестраховываясь, делаю ещё один звонок. Лучше пусть будет два неспящих ока. Тот случай, когда тотальная слежка с разных ракурсов, только во благо.
– Мнение хочешь? – спрашивает племянник, как только я возвращаюсь в привычное для меня состояние.
– Валяй, – откидываюсь устало на изголовье сиденья.
– Он такой же, как я. Гений, – уточняет Илья без смущения и колебаний. – Ты его не просчитаешь, Стеф. И не вычислишь. И если он захочет, обведёт всех вокруг пальца, а вы будете считать, что так и надо.
Я думал, что паршивее и быть не может, но после слов Ильи понял, что, кажется, достиг дна своего самого худшего состояния. Ниже некуда. Разве что расшибиться насмерть.
Ника
– Я карты нашла. Давай сыграем, что ли, – предложила Дана с тоской в голосе. Шёл четвёртый день нашего заточения.
Меня не напрягали стены. Меня напрягало ожидание. Дану больше бесило отсутствие пространства. Ей бы мчаться куда-нибудь, покоряя города и веси. А тут действительно – хоть головой об стены бейся.
Немного спасала крыша. Мы бродили «улицами», где даже фонари стояли и лавочки.
– Живут же буржуи! – мечтательно сказала Дана, когда попала на крышу первый раз. – Мало им внизу места, ещё и наверх имитацию улицы припёрли. Деревья высадили. Капец, короче.
Деревья тоже были. В кадках. Карликовые. И тоже лысые, с голыми ветками, что мёрзли сиротливо на ветру.
– Безнадега точка ру, – страдала Данка. Ей даже танцы не помогали, хоть танцевала она много, правда, без огонька.