Альба прикрыла глаза. Она просто хотела говорить с ними – как
умела.
Это не было молитвой. Просто… Просто просьбой.
Кроткой просьбой о мире и тепле для всех, кто оказался рядом с
ней.
Просто просьба. После которой Альба повернулась к той, кто
стояла напротив Магии. Пожилая женщина покинула храм, и теперь
рядом с статуей никого не было. Пришедшая, не раздумывая,
преклонила колено. В каком-то смысле она ведь была здесь с не
только по воле Магии, но и с позволения Смерти.
У Альбы и к ней была своя просьба. Простая просьба, которую она
озвучивала много раз.
Просьба не о себе. О других. О тех кто не может просить сам…
Или, наоборот, способен просить у смерти куда лучше, чем сама
Альба. Но здесь и сейчас это не имело никакого значения. Ничего не
имело значение.
С богами разговаривают сердцем, а не умом.
Выходила из храма Альба с высохшими слезами и при том с
необычной легкостью на душе. Единственное, о чем она сожалела – что
здесь не принято оставлять подношения. Какой-то символ,
благодарность, сейчас виделся правильным, что ли. Благодарность
хотя бы за то что это место вообще существовало.
Как оказалось, слева от входа в храм находился небольшой
прилавок под навесом, не замеченный Альбой ранее. Там немолодая уже
женщина с волосами, забранными под причудливым образом накрученный
на голову платок, продавала небольшие мешочки. Альба подошла ближе,
пытаясь понять, чем торгуют совсем рядом со святилищем, и не будет
ли это каким-то местным аналогом пожертвования.
Старушка, которую она видела около статуи Даны, стояла тут же,
выбирая мешочки и словно взвешивая их на руке. При неярком свете
пасмурного дня она виделась Альбе самой обычной пожилой женщиной –
худой, суховатой, с седыми коротко подстриженными волосами, в
темном строгом платье, которому даже на вид было немало лет.
Альба с некоторым сомнением приблизилась еще, пытаясь понять,
что именно делает старушка и можно и нужно ли это повторять. Все же
какие-то правила ведь тут наверняка были…
Ее внимание незамеченным не осталось. Пожилая женщина подняла
голову. Глаза у нее были зелеными и неожиданно очень, очень
глубокими. Затягивающими. И до невозможности живыми и юными.
– Ты из дальних краев, верно? – голос у пожилой женщины был
немного грубым, но по-своему мелодичным.
Альба кивнула.