Я встала посреди комнаты, сжав
кулаки, хотя хотелось забиться в дальний угол. В замочной скважине
повернулся ключ, дверь медленно открылась, и только тогда я
сообразила, что на мне лишь сорочка. Я с грустью покосилась на
халат, который по-прежнему валялся на полу, но не сделала и шага.
Суетливость выдаст волнение, а я должна выглядеть уверенной в себе,
даже если это не так. Полная беспомощность и зависимость от прихоти
другого человека пугали до дрожи.
Рейден – теперь я знала его имя –
пересек порог, закрыл за собой дверь, но дальше не пошел. Смотрел
напряженно, оценивающе. Что он видел? Свою воспитанницу или наглую
захватчицу чужого тела?
— Нам предстоит серьезный разговор, —
заявил он. — Но прежде ты расскажешь мне, кто ты и как очутилась в
теле Элисандры.
— Или что?
— Или я тебя заставлю.
Не знаю как, но он понял, что тело
все-таки принадлежит Элис. И хорошо. Я боялась, придется это
доказывать.
Что ж, мой выход. Я посмотрела в
желтые глаза. Странное дело, цвет у них солнечный, теплый, а глядят
при этом холодно. Из тех крох, что я выяснила, пока сидела
взаперти, кое в чем была уверена: Рейден порвет за воспитанницу
любого. В том числе меня. Может, не физически, чтобы не навредить
Элис, но он найдет подход.
От глубокого вздоха приподнялась
грудь, натягивая тонкую ткань сорочки. Это не укрылось от мужчины.
Он напрягся и перевел взгляд на злополучный халат. Тот лежал в паре
шагов от меня. Мужчина хмурился, обдумывая: подобрать халат и тем
самым приблизиться ко мне, или оставить меня в полупрозрачной
сорочке. В итоге он выбрал первый вариант. Быстро поднял халат с
пола, бросил его мне и снова вернулся на позицию около двери.
Честное слово, он как будто опасался меня. Впрочем, хорошо, что он
соблюдает дистанцию, мне так спокойнее.
Надев халат, я принялась
рассказывать, не видя причин скрывать правду и посчитав, что злить
оборотня себе дороже. Начала с отравившей меня бабки, потом о
нападении волка, о том, как очнулась в чужом теле и чужом доме.
Закончила на том, что сама в шоке от ситуации.
Рейден слушал внимательно, не
перебивал, вопросов не задавал. Я приглядывалась к нему, пытаясь
определить: поверил или нет. Но по его каменному лицу невозможно
что-то прочесть. Чтобы мужчина не думал, он держал мысли при
себе.
Стоило умолкнуть, он спросил: