Худой как шпага мужчина в белой одежде слез с мотолета и подошел к Логану.
– Вставай.
Логан поднялся. Перед ним был сам Рутаго – король цыган, летающих на мотолетах. Шестнадцатилетний, красивый, мускулистый, с бородой и золотыми кудрями.
– Твой цветок мигает, – сказал Рутаго с улыбкой, показывая остальным на ладонь Логана.
К ним подошла Бледнолицая и посмотрела на охотника рысьими глазами.
– Сделаем Последний День песочного человека диким!
Цыган было четырнадцать: семеро мужчин и семеро женщин. Младшему – пятнадцать, старшему – семнадцать. Женщины носили атлас, парчу и золотые мониста. Они нарядно блестели, волосы роскошно уложены в форме звезды; у всех – опаловые ногти с лазурными полосками. Тщательно вымытые и душистые, они пахли персиками. Бледнолицая не пользовалась макияжем, лишь глаза подвела черным, но и так она была прекрасна.
Мужчины красовались в коже шевро[2] и бархатных сапогах с манжетами и носили филигранные серебряные и платиновые украшения, начищенные и смазанные маслом.
Две цыганки вышли вперед, удерживая Джессику.
– У нас тут еще гости, – сказала одна. – Беглянка.
Логан сделал было шаг в сторону Джессики, но вспомнил, что все еще стоит, окруженный мотолетами: одно неверное движение, и его поджарят выхлопными зарядами. Это совсем не те мотолеты, на которых он катался в детстве, а быстрые и смертоносные машины; выхлопы из хромированных реактивных отсеков могли испепелить человека в мгновение ока.
Рутаго, похоже, нравилось происходящее. Он махнул рукой в драгоценных украшениях:
– Давайте прокатим их, только сначала свяжите.
Трое цыган вышли в круг и связали Логану руки, затем подвели к мотолету Рутаго, усадили в седло и связали под ним ноги.
Кожаная рукоятка мотолета короля цыган была богато украшена бриллиантами, изумрудами, сапфирами и рубинами, а седло усыпал жемчуг.
Джессику привязали к машине Бледнолицей.
– Вперед, наездники!
Цыгане взлетели. Пистолет Логана так и остался лежать в траве.
Жаркое полуденное солнце медленно ползло по небу Дакоты, прогревая воздух. Дедвуд был окутан пылью и тишиной призрачного города. Краска на приземистых зданиях вдоль главной улицы давно облупилась, старые доски криво торчали из красной земли.
В тени крыльца салуна под названием «Большая собака», лениво подпирая сапогом перила, сидел мужчина. Он поднял глаза и воскликнул: