Сандра, а попросту Сашка, что терпеть не могла, когда к ней обращались по рабоче-крестьянски, заметила Ланского первым. Столько лет прошло, но меня это до сих пор задевает и огорчает.
Он понравился мне сразу, хоть, наверное, ничего такого в Альберте и не было: высокий, худой, как щепка, нескладный, как сломанный зонт-трость. Слишком кукольный и чересчур рафинированный. Ещё эти волосы каре делали его похожим на девушку…
Но что-то в нём было. В повороте головы, в гордом профиле, в красиво изогнутых губах. Что-то притягивало взгляд и заставляло зависать намертво.
– Мальчик, а мальчик, а как тебя зовут?
Ещё никогда голос лучшей подруги не казался мне таким противно-приторно-тошнотворным. Хотелось дать ей затрещину, чтобы не выделывалась.
– Альберт, – сказало это чудо и покраснело так, что «хоч прыкурюй», – как говаривала наша домработница Зорька.
Сандра заржала, а мне стало жаль эту красну девицу. Ровно того момента, как он гордо задрал подбородок, сжал губы и сверкнул глазами. Характер. Это стоило того, чтобы его зауважать.
– Лада, – представилась я и зачем-то протянула руку.
Он не растерялся. Деликатно пожал мне пальцы. Этот мягкий, но вполне решительный жест никак не вязался с его пунцовыми щеками.
– Очень приятно, – он не улыбался, а рассматривал меня как-то пристально, наклонив голову к плечу.
И в этот миг куда-то улетучилась его неловкость, взгляд изменился, стал глубже, делая этого мальчишку взрослее, чем он был на самом деле.
– Я рисую, – сказал он мне доверительно, заглядывая в глаза. Зелёные. Прозрачно-искристые, как виноградины на солнце.
– Как интересно! – каркнула Сандра и разрушила что-то такое тонкое и хрупкое, что родилось между мной и Альбертом. – А меня нарисуешь?
Она красовалась. В свои пятнадцать Сашка была пышногрудой и крутобёдрой, очень хорошенькой.
Черноглазая, шустрая, кокетливая. «Шкура на ний грае, як гармошка», – нередко цокала языком Зорька и поглядывала на Сандру осуждающе-неодобрительно.
А ещё она была привлекательно-манящей, ни один парень перед ней устоять не мог. Сашка на спор кадрила любого. Легко принимала вызов, и кто его знает, как это у неё получалось, – добивалась если не слепого обожания, то неизменного интереса.
Сейчас она нацелилась очаровать Альберта: строила ему глазки, призывно облизывала губы и загадочно улыбалась, привлекая к себе внимание.