– Горбун? Сейчас же отпусти меня, иначе пожалеешь!
Он молча лапал своими уродливыми пальцами её горячее от пара тело.
От прикосновения его рук ее передернуло. Она сбросила его с себя, вскочила, крепко ухватившись за его кривую, короткую ногу, выволокла из предбанника и потащила к обрыву по колючей бахче.
Он взревел от боли, но не проронил ни слова.
К великому счастью, а может, к сожалению, для горбуна, бахча осталась позади, но и огород закончился, а за ним сразу внизу был трехметровый скалистый обрыв.
Мария приостановилась, не выпуская из рук его ногу, – ну, горбун, что молчишь? Не спасла тебя твоя конспирация, горб твой все сказал за тебя! Надо же? – она ухмыльнулась, никогда не думала, что в нашей деревне живет насильник! – Урод! – она поставила свою ногу на его короткий живот, – проси прощения, не то сброшу в обрыв!
– Убери су… ногу! – грубо прохрипел он.
Марию будто всколыхнуло, в горле что-то заклокотало, – ты, чудовище! – громко выкрикнула она, – решил изобразить из себя мужчину! Самому то тебе не смешно? Да, как ты посмел, посягнуть на меня? – Она резко наклонилась к нему, захватила за короткие брючины и потянула, отчего пуговицы на брюках расстегнулись, и в одно мгновение, горбун остался без порток.
Он хватался за ее руки, пытаясь укусить, противно, как шут верещал и вырывался.
Но в то время с Марией не совладал бы сам дьявол, она приподняла его за холщовую рубашку и с высоты своих ног, бросила в обрыв.
– Лети, голубок! – она истерично засмеялась, лихорадочно трясясь, – еще раз прилетишь, убью! – крикнула она, и вдогонку бросила его штанишки.
Слышно было, как горбун шмякнулся об камни и громко простонал.
Марии противно было слышать его верещание, она вернулась в горячую баню и долго отмывала с тела прикосновение рук мерзкого урода.
Впервые, Мария почувствовала, что может, постоять за себя, теперь, ей не надо избегать косых взглядов и молча переживать то, что с ней случилось. Как ни странно, она не испытывала напрасных угрызений совести, бесплодных сожалений. Сердце ее было чисто, на душе легко и спокойно. Правда горе, которое с ней случилось, не забылось, но оно утратило прежнюю остроту – осталась только смутная неуверенность и недоумение, от которого порою глаза ее, наполнялись слезами.
После «любовной» встречи с Марией, горбун более месяца не появлялся ни в деревне, ни даже во дворе своего дома.