Свою жену Леночку он баловал, в отличие от Пэра, который не умел заботься о своих близких. Жаль, что и Пэра, и Маржу, в конечном итоге убью именно сигареты. Но до этого еще далеко.
На коммунальной кухне полно соседей. Дверь мне открывают сразу, и больше никто на меня не обращает внимания. Мне же, напротив, хочется всех и все вокруг разглядывать заново. Вот пол, выложенный красновато-коричневой плиткой, еще дореволюционной. Вот металлические полосы на плитке, они показывают место, где прежде была огромная дровяная плита. Я любила в одиночестве танцевать на огромной кухне именно «от печки».
Вот темные деревянные полки по всему периметру кухни, а на полках чугунные утюги и жестяные коробки от печенья с «ятями». На соседнем с нашим кухонным столом, на маленьком столике-тумбочке лежит толстая мраморная плита с отбитым краем. Это столик Матильды Федоровны, старожила нашей квартиры. После нее столик никто не занимает. Когда-то Матильда Федоровна приехала в Петербург девчонкой на заработки и устроилась прислугой в генеральскую семью. Я любила ее расспрашивать о старых временах. Квартира тогда была большая, барская, но после революции ее разделили на две и заселили разным народом. В той половине, что стала нашей, прежде были детские комнаты, в них клеили голубые и розовые обои, для мальчиков и девочек. Была комната гувернантки, она станет моей, комнаты для прислуги и кухарки. Была ванная с печным отоплением, кухня, два туалета и кладовки. А еще был бесконечный темный коридор, по которому я в раннем детстве передвигалась вприпрыжку, это если горела лампочка. А в темноте шла потихоньку, ведя пальцем по стене, чтобы не наткнуться на что-нибудь.

Кухня
Не глядя, запускаю руку в карман старого маминого пальто, что висит на вешалке, и вытаскиваю длинный блестящий ключ от своей комнаты. Удивляюсь автоматизму своего жеста, который не исчез за долгие годы. Комната, любимая комната встречает меня настоянным теплом, слабым запахом мастики для пола и успокаивающим тиканьем часов. Тянет свернуться калачиком под клетчатым одеялом и забыться после путешествия в прошлое. Но я обещала Пэру обед. Отсутствие еды для него, словно красная тряпка для быка. К приходу мамы он будет уже ненавидеть весь свет. Большая удача, что я отыскала в запасах на нижней полке серванта тушенку. Сейчас, как «еврейская мамочка», буду готовить обед на семью из одной курицы, то есть из одной банки. Глядя на мои кулинарные упражнения, а я одновременно варю кислые щи, пеку блины и делаю для них начинку из риса, мяса и морковки, Семен Осипович, сосед, старый еврей, только качает головой.