Тем не менее хирургу я позвонила уже из Калифорнии. Его секретарша объяснила, как лучше поступить: одновременно записаться на предварительное обследование и госпитализацию. «Отлично, – согласилась я. – Когда? – Едва ли дела в Калифорнии задержат меня надолго. – Как насчет следующей недели?»
– Вряд ли, – возразила та. – То есть, я хочу сказать, врач примет вас, когда вам удобно, а вот госпитализация возможна, думаю, не раньше чем через несколько недель.
– А если постараться, – стремясь побыстрее прояснить ситуацию, настаивала я и неловким движением содрала кожу возле ногтя указательного пальца. Выступила кровь.
На другом конце повисла странная пауза. «Скажите…, вы случайно не с телевидения?»
– Да, – улыбнулась я, без колебаний решив воспользоваться выпавшей козырной картой. Мой скромный опыт (третьеразрядной звезды) подсказывал: раз секретарша видела меня на экране, она не пожалеет усилий и поможет мне. Трудно объяснять такие вещи, если вы с ними не сталкивались, но такова проза жизни.
Естественно, перезвонив через час, я узнала, что операция назначена на понедельник, в больницу я должна буду лечь в воскресенье, а накануне, в пятницу, – придти на прием к д-ру Зингерману. Слов нет, отвратительно, когда место в больнице достает случайно видевшая тебя в программе новостей Эн-би-си секретарша, но еще более мерзко выглядит моя готовность принять одолжение. Впрочем, в подобных ситуациях я исхожу из принципа: если подарок (или услуга) не имеет компрометирующую цену, а обстоятельства вынуждают им воспользоваться (чего я стараюсь не допускать), скрепя сердце, я принимаю его; если без него можно обойтись, – взять тот же Гуттмановский институт – пусть не без сожаления, я все-таки отказываюсь.
Второй звонок я сделала из Беверли-Хилз от своей старой подруги владелицы рекламного агентства Милисии Браверманн. Крупная красивая умная женщина с великолепным характером. Примерно год назад ей удалили доброкачественную опухоль. По-видимому, после разговора с Нью-Йорком я выглядела весьма удрученной. Покачав головой, она к моему удивлению неожиданно принялась расстегивать блузку. «Ради Бога, – торопливо говорила она, – ты только взгляни. Практически никаких следов. – Освободив из лифчика грудь, словно та была книгой, которую мне предстояло прочесть, она показала горизонтальный, размером с дюйм, шрам повыше соска. – Видишь, – убеждала меня она, – Ни-че-го! А ведь когда все произошло, я скорее напоминала колышущееся от страха дерьмо».