Он сидит, развалившись в большом кресле с подлокотниками, в тех же самых штанах, в которых он исполнял свой номер, но уже без рубашки, и я вижу, как алыми полосками растекаются по его груди следы от женских ногтей. Угольно-чёрные волосы с этой причёской под Элвиса, длинные ресницы, и мне кажется, что подведённые чёрным глаза. Холодный надменный взгляд и чувственные губы, скривившиеся в презрительной усмешке.
— Стой там, — властно говорит он, и я остаюсь на этом месте, пока он медленно и со вкусом рассматривает всю меня, словно облизывая кончиком языка каждый изгиб и каждую впадинку моего тела. Всё это время я остаюсь стоять неподвижно, не в силах даже отвести от него взгляд, не то что развернуться и уйти. И чувствую, как с каждой секундой это ожидание становится всё горячее и горячее, растекаясь по моему телу тёплым молоком со сладкой корицей, пока не замирает у меня между ног. И кажется, он это чувствует, лаская своим взглядом низ моего животика, где мягким зверьком уже ждёт моё пробудившееся желание.
— Я хочу, чтобы ты открыла мне грудь, — уже немного хрипло говорит он, и я, повинуясь ему, опускаю сначала одну бретельку своего корсета, а затем и вторую, и чувствую, как мои груди покачнулись, мягко пружиня, освобождённые от ненужного шёлка, а соски подобрались в две твёрдые коралловые бусинки на белом полотне кожи.
— А теперь подойди ближе, — шепчет он мне, и я вплотную приближаюсь к нему, ожидая, и желая, чтобы он впился своими губами в мою обнажённую плоть.
Но он просто продолжает так же полулежать в своём королевском кресле, пока я стою перед ним в полуспущенном корсете и ботфортах до середины бедра, и чувствую, как между ног у меня начинает собираться влажное теплое облачко.
— А ты ничего, — говорит он мне, и в его устах это звучит лучше всех комплиментов, которые я когда-либо слышала в свой адрес. Я, Полина Сонис, первая красавица столицы и мечта десятков тысяч мужчин страны!
И вот я стою перед каким-то второсортным жиголо в закрытом подпольном клубе, и жду его каждое отрывистое хриплое слово как долгожданную похвалу! И с удивлением ловлю себя на мысли, что всё это меня чертовски возбуждает. Как ничто и никто раньше. И единственное, о чём я сейчас могу думать — это не о скорой свадьбе, которая под угрозой из-за моей скорее всего неизлечимой болезни, а о том, чтобы почувствовать его влажные тёплые губы на своих набухших сосках, увидеть, как они спускаются, оставляя влажную липкую дорожку, всё ниже и ниже к моему пупку, засасывая его, и затем скрываются у меня между ног, где я уже начинаю истекать всеми своими вязкими соками, как лопнувший на солнце сладкий плод.