Я не смогла. Зажмурилась, выдавливая веками
брызнувшие из глаз слезы. Впервые за свою жизнь я видела труп сожженного заживо
человека. И не забуду его теперь никогда.
На холодной, грязной брусчатке площади, прямо
перед самым помостом, стоя на коленях и практически уткнувшись лицом в землю,
скрючилась фигура женщины. Я подавилась дождевой взвесью, дрогнуло сердце,
пропуская один удар, а потом пустившись вскачь, выстукивая на ребрах изнутри
тревожную песнь боли. Я узнала ее по седым волосам, сейчас намокшим и свисавшим
безжизненными сосульками. По платку, который так и лежал на ее плечах с самого
утра. Мать Лисы прибежала сюда, как только узнала о казни дочери. В чем была, в
том и бросилась на улицу, не веря, страшась увидеть то, что в итоге пришлось
увидеть. Она была одна, одна на всей площади.
Аккуратно опустившись с ней рядом, я обняла ее
за плечи. Опустошенная горем женщина даже не взглянула на меня, не подняла
головы. Она не плакала, не рыдала. Просто опустилась перед телом погибшей
дочери, как будто потеряла силу жить, потеряла стержень, держащий человека
прямо.
– Донна, вам..., - я
пыталась удержать льющиеся слезы и говорить ровнее. - Вам нужно подняться.
Вставайте, пожалуйста.
Глаза ее были удивленными. Как будто она никак
не ожидала, что кто-то подойдет к ней, заговорит.
– Вставайте.
Поднимайтесь. Лиса не хотела бы увидеть вас такой.
– Лиса, - тихо
прошептала она, опираясь руками на покрытые грязной юбкой колени.
Подхватив ее под руки, я помогла ей встать.
Лицо женщины было странным. Она смотрела на черные останки своего дитя и
улыбалась. Я содрогнулась от ужаса, было похоже, что донна повредилась в уме,
хотя до этого я никогда сумасшедших не видела.
Одежда ее была в полнейшем беспорядке, мокрой
и покрытой пылью, под дождем превращающейся в грязь. Я собрала ее волосы,
забросив их на спину, чтобы не лезли хотя бы на лицо, подтянула сползший с плеч
платок, завязав его на узлы впереди. Нужно было увести ее домой, но как это
сделать – я не представляла.
Неожиданно женщина сдавленно вскрикнула,
уставясь на что-то позади меня. Глаза ее расширились и наполнились ужасом. Я
обернулась. Метрах в тридцати от нас стоял и смотрел на нас Инквизитор. А возле
крыльца ратуши фыркал запряженный в черную карету недовольный моросью жеребец.
Что мать Лисы, что я были так подавлены горем, что не услышали даже цоканья
копыт поблизости.