– Голому ежу ясно, что это живая ткань, – разозлился я и встал. – Не беспокойтесь об отделе кадров. Мне там делать нечего. Здесь тоже.
Она рассмеялась на этот раз совсем по-другому: весело и добродушно.
– Сядьте, Юрочка, и утешьтесь: мы поедем с вами вместе.
– Куда? – Я еще не остыл от обиды. – В Малаховку?
– Нет, в Париж.
Я так и не понял эту чертовку, пока она не показала мне решение о нашей командировке на парижский конгресс. А сейчас я ждал эту чертовку, как ангела, топтался у окна и грыз спички от нетерпения. И конечно, пропустил, когда отошел к столу за сигаретами. Она позвонила, когда я уже раздумывал о будущем разрыве дипломатических отношений.
– Господи! – воскликнул я. – Наконец-то!
Она бросила плащ мне на руки и протанцевала в комнату.
– Ты стал верующим?
– С этой минуты. Поверил в ангела, приносящего милость неба. Не томи – когда?
– Послезавтра. Зернов возвращается завтра, а наутро уже вылетаем. Билеты заказаны. Кстати, почему мы на «ты»?
– Инстинктивно. Но не это тебя волнует.
Она задумалась.
– Верно, не это. «Они» уже в Арктике, понимаешь? Вчера у нас в комитете был Щетинников, капитан только что вернувшегося в Архангельск ледокола «Добрыня». Он говорит, что все Карское море и океан к северу от Земли Франца-Иосифа уже свободны от льдов. А из Пулкова сообщили, что над Северным полюсом по нескольку раз в день выходят на орбиту ледяные спутники.
– А комитет съемку отменил, – пожалел я. – Сейчас снимать бы и снимать.
– Уже снимают любители. Скоро пленку пачками будем получать. Не это важно.
– А что важно?
– Контакт.
Я свистнул.
– Не свисти. Попытки контакта уже предприняты, хотя, кажется, без успеха. Но английские и голландские ученые предлагают свою программу контактов – все материалы у Осовца. Кроме того, на конгрессе придется иметь дело с группой Томпсона. Американская делегация фактически раскололась, большинство Томпсона не поддерживает, но кое-кто с ним блокируется. Не очень прочно, но в Париже они бой дать могут. А ты спрашиваешь, что важно. Погоди. – Она со смехом вырвала у меня свой плащ и вытащила из кармана объемистый пакет, оклеенный иностранными марками. – О самом важном забыла: тебе письмо из Америки. Приобретаешь мировую известность.
– От Мартина, – сказал я, взглянув на адрес.
Он был написан, мягко говоря, своеобразно: