– Что это? – посмотрела жена на пакет, который я протянул ей. Кот почуял рыбу, Фортуна – посягательство на свободу, на личное время, на какой-никакой маникюр, она внимательно посмотрела на свой, выяснить – все ли заусенцы на месте, гости ощутили неловкую паузу, которую они явно еще не репетировали и которую еще не умели держать.
– Рыба.
– Знаешь, в чем проблема рыбы? Ее надо чистить.
– Знаю.
– Огурцами пахнет, – не стала она брать пакет. Он повисел какое-то время на моих пальцах, потом лег на стол рядом с раковиной.
– Потому что корюшка. Пожаришь? – словно кот, подходил я и так и эдак, чтобы полакомиться рыбкой.
– Если почистишь.
– Я не умею.
– Что ты сказал, не слышу? – включила она воду, чтобы набрать в чайник.
– Я не умею.
– Надо же было так оглохнуть, – потрепала она свое ушко. – Сегодня после пресс-конференции пошли на Петропавловку сделать залп, – увидела недоуменные лица гостей Фортуна. – По традиции самый почетный гость фестиваля должен стрельнуть из пушки. В общем, режиссеру, который стрелял, девяносто два. Пришлось держать его, чтобы ветром не сдуло, к тому же плохо слышит. Мне, как переводчице, пришлось инструктировать его вплоть до выстрела.
– Контузило, – поставил свой диагноз Альберт.
– Это надолго? Как ты думаешь.
– Пока рыбу не почистишь, – улыбнулся я. – Кстати, а как дедушка?
– Начал слышать.
– Клин клином.
– Это пройдет? – снова потерла рукой свое ухо Фортуна. Она вспомнила, как, глядя на Неву после выстрела, почувствовала себя оглушенной рыбой, что плывет кверху брюхом по течению. Ее что-то спрашивает француз, но она глуха и нема. Внизу на берегу мужик с коляской смотрит грустно на кораблики. Коляска, словно якорь, тянет его мечты на дно. Фортуне на миг показалось, что она слышит, как плачет ребенок. Режиссер дергал ее за рукав.
– Надеюсь. Но я буду любить тебя и глухой. Не бойся.
– Я не боюсь, я не слышу.
– Но рыбу-то ты можешь почистить. Это же корюшка… – прибавил я драматизма.
– Красивое имя, – прокомментировала Белла.
– Ну, так что? Что будем делать с рыбой? – посмотрел я любя на жену.
– Отпусти обратно, – улыбнулась Фортуна. – Могу пожарить.
– Давайте я почищу, – вызвалась Белла. Встала из-за стола и сняла с вешалки фартук.
– Вот это я понимаю, – с уважением посмотрел я на нее. «Вот она настоящая женщина: поймает, почистит, пожарит, накормит. Повезло тебе, Альберт», – посмотрел я на ее мужа. Тот оторвался от куска бумаги, на котором что-то рисовал: «Я знаю». И неожиданно заговорил: