Как бы то ни было, пока что, как обычно, продолжалось обучение по программе мирного времени. 13 и 14 августа в Нойхаммере я провел последние дивизионные учения, окончившиеся парадом, который принимал генерал-полковник фон Рундштедт. 15 августа прошли большие артиллерийские учения во взаимодействии с люфтваффе. Они были отмечены трагическим происшествием. Целая эскадрилья пикирующих бомбардировщиков, которая, по-видимому, получила неверные данные о высоте облачного покрова, не смогла вовремя выйти из пикирования и врезалась прямо в лес. На следующий день было запланировано еще одно полковое учение, а затем подразделения дивизии возвратились в свои гарнизоны, хотя всего через несколько дней им предстояло снова отправиться на границу Силезии.
19 августа фон Рундштедт и я получили приказ явиться в Оберзальцберг на совещание, назначенное на 21-е число того же месяца. 20 августа мы выехали из Лигница в поместье моего шурина под Линцем и переночевали там, а на следующее утро прибыли в Берхтесгаден. К Гитлеру были вызваны все командующие армиями и группами армий со своими начальниками штабов, а также командиры соответствующих соединений военно-морских и воздушных сил.
Совещание – или, вернее, речь Гитлера, ибо он не допускал, чтобы оно приняло форму открытой дискуссии после того, что имело место во время его прошлогоднего совещания с начальниками штабов перед чешским кризисом, – проходило в большом зале Бергхофа, окна которого выходили на Зальцбург. Незадолго перед приходом Гитлера появился Геринг. Вид у него был из ряда вон выходящий. До той минуты я полагал, что нас собрали с серьезными намерениями, но Геринг, как видно, принял совещание за маскарад. На нем была рубашка с отложным воротником и зеленый кожаный жилет с большими пуговицами из желтой кожи. Ко всему этому он надел серые шорты и длинные гольфы из серого шелка, открывавшие его массивные икры. Элегантность гольфов компенсировалась массивными ботинками. Наряд довершала щедро вышитая золотом портупея из красной кожи, опоясавшая жирное брюхо, на которой висел декоративный кинжал в широких ножнах из того же материала.
Я не удержался и шепнул соседу генералу фон Зальмуту:
– Кажется, наш толстяк решил сыграть роль вышибалы?
Речь Гитлера, которую он произнес в тот раз, позднее стала темой разнообразных обвинительных «документов» во время Нюрнбергского процесса. В одном из них утверждалось, что Гитлер прибег к самым резким выражениям, а Геринг, в восторге от предстоящей войны, вскочил на стол и крикнул: «Зиг хайль!» Все это не соответствует действительности. Также неверно и то, что Гитлер в тот раз говорил: «Я боюсь только одного: что в последний момент какая-нибудь скотина явится ко мне с предложением подумать еще раз». Хотя тон его речи явно свидетельствовал о том, что он твердо принял решение, Гитлер был слишком хорошим психологом, чтобы думать, будто гневными тирадами и руганью может произвести впечатление на собравшихся.