Вот тогда они и решили сменить место жительства. Если у Наташи есть свой дом, то зачем же им скитаться по квартирам? А работу, если не инженером, то мастером, прорабом или, на худой конец, опять слесарем Николай найдёт хоть где. Были бы руки. Так они оказались в Наташином городе, в ее родном доме.
На следующее утро, по прибытии на новое место жительства, Николай решил поближе познакомиться с обстановкой. Кроме уже увиденной прихожей и просторной кухни, которая была одновременно и столовой, им принадлежал ещё зал, маленькая бывшая спальня родителей и ещё меньшая Наташина комната. В ней они и ночевали.
«Ничего себе, квартирка, – таким было первое впечатление Николая, – сущий рай после наших времянок».
Мебель в комнатах была в основном старая, добротная. Что-то, видимо, принадлежало ещё её прадедам. На окнах висели видавшие виды, насквозь пропитанные пылью, шторы.
В зале Николай обнаружил замечательный портрет Наташи, писаный маслом. Она была изображена в красивом розовом бальном платье. Собранные в высокую причёску волосы открывали очаровательные плечи, которые не скрывали фасон платья, тонкое кружево и нежно-розовый цвет только подчёркивали свежесть и нежность кожи. Портрет притягивал к себе взор и будил воображение.
– Наташа, а кто это тебя так замечательно изобразил? Выглядишь как живая.
– Да не я это. Это моя прабабушка. Просто я сильно на неё похожа. Не видишь разве, какая это старая картина. Ей в обед сто лет будет. Да и кто уж так одевается сегодня? Она где-то на чердаке валялась, а отец как-то нашёл и решил повесить. Правда, сильно на меня похожа?
– Просто поразительно! – Николай не мог оторвать глаз. – Как нарисовано! Особенно глаза, прямо насквозь пронизывают. А плечи, с ума сойти можно.
– Эй, ты сильно-то моей бабкой не увлекайся, а то я ведь могу и заревновать.
Наташа игриво ткнула мужа кулачком в бок.
– Не бойся, живая ты мне милее. И платье тоже здорово смотрится. Жаль, что сегодня такие платья больше не носят. Прямо как графиня какая-то. Давай будем считать, что это твой портрет? А?
– Давай. Впрочем, мой отец тоже всегда говорил, что на нём изображена я, только взрослой. Он умер, когда мне было всего восемь лет.
Наташины глаза снова наполнились грустью. Она почти никогда не вспоминала об отце, а здесь вдруг заговорила о нём.