Яркий, но чуть рассеянный свет бьет по глазам. Руки и ноги вроде
откликаются, и даже шевелятся. Уже неплохо. Лежу в каком-то
керамическом или фаянсовом ящике. Фиксирую на себе взгляд
любопытных и напряженных лиц, странных и незнакомых людей. Выглядят
непривычно, что-то у них не то с лицами, присутствует какая-то
чужеродность в мимике. На всех строгая одежда, скорей даже какая-то
форма. Два здоровенных лба на заднем плане так и вовсе вооружены.
Не могу понять, что за оружие у них в руках, никогда раньше такого
не видел, но точно понимаю, что это оружие. А ведь старик ничего не
уточнял, а мне в голову не пришло поинтересоваться
подробностями.
Пытаюсь приподнять голову и немного осмотреться. Помещение
большое, с каким-то технологичным оборудованием. Лаборатория или
больница, хоть и нет типичного для любого лечебного заведения
запаха. Поднимаю руки и с удивлением вижу на руках тяжелые и
массивные наручники. Вот это номер. Широченные браслеты на
запястьях соединены намертво неподвижным креплением. А ручонки то у
меня тонюсенькие, как спички. Бог ты мой, да куда ж я попал-то.
Один из вояк в светло-зеленой форме что-то сказал строгому на вид
офицеру на незнакомом языке, а потом обратился ко мне. Фраза была
длинной, имела явно вопросительные интонации, но ни одного слова из
всего сказанного я так и не понял, хотя звучание языка напоминало
греческий или македонский. Но и тот и другой я знал на уровне
разговорно-матерно-бытового.
Попытался сесть, заметил, что такие же браслеты у меня и на
ногах. Молодой военный в светло-зеленой форме вышел вперед и
придержал меня, уложив обратно в ложемент.
Если я в плену или арестован, то надо давить на амнезию. Ничего
не помню, ничего не знаю. Включить дурака — мол, заточили демоны
невинного мальчонку.
Но что-то подсказывает мне, что я не в плену. Уж больно рожи у
этих вояк добродушные, да и смотрят как-то странно. Может, это
соплеменники, вытащили своего из плена? Нет смысла гадать.
Минут через десять явился еще один в оранжевой спецовке. Голова
взъерошена, на плече куртки пятно от какой-то пахучей жидкости. В
руках странного вида инструмент, похожий на циркуль. Не обращая
внимания на военных, бурча что-то себе под нос, этот сразу же
принялся возиться с моими наручниками. В первую очередь внимательно
осмотрел, пощупал и почти без раскачки подсунул под браслеты тонкие
пластинки, достал баллончик спрея, залив мои запястья какой-то
монтажной пеной, которая мгновенно засохла. Еще через минуту техник
принялся срезать браслеты очень необычным инструментом, который
просто испарял металл. Я с трудом мог приподнять голову и еле
видеть, что там с моими кандалами делают. Логика подсказывает, что
если вытащили из ящика, снимают наручники, то, стало быть,
освобождают. Значит, я был в плену или на оккупированной
территории. А они, стало быть, мои спасители. Значит, идет война, а
я так и вовсе очень похож на узника концлагеря. Живот к спине
прилип, ребра торчат, руки и ноги тонкие, мышц почти нет. Все это
убожество прикрывает какая-то рваная дерюга. Похоже, выбеленная
мешковина, скроенная на манер одежды, и без единой пуговицы.