Новопришедшие не спеша, с достоинством заняли свои места за
тяжелым круглым столом из мореного дуба, с резными ножками и
идеально плоской столешницей.
— Моранор, — на правах хозяина Страж Закона, чуть покосившись на
затянутые в черные перчатки из плотной ткани руки морехода, с
легкой иронией встретился взглядами с эльфом. — Не обязательно
носить перчатки за столом. Ты никого не удивишь своим протезом.
— Кхм, — лорд Анор Лондэ, чуть дернув щекой и кашлянув, кивнул.
Впрочем, взгляда не отвел. — Прости, Дэнетор. Старая дурная
привычка.
Нолдо потянул ткань перчатки, открывая взгляду всех
присутствующих искусно созданный протез, собранный из множества
блестевших холодным стальным блеском пластинок. Металлические
пальцы, словно живые, ловко согнулись, взяв вилку. Протез доходил
до середины предплечья, дальше обхватывая живую плоть широким,
инкрустированным серебром и испещренным эльфийскими тенгвами
браслетом.
Как рассказывал сам Морской Страж, это увечье он получил во
время одного из сражений Войны Последнего Союза, когда плечом к
плечу с Исилдуром и Анарионом сражался на равнинах Горгорота. Что
же казалось ладоней (и не только) из стали, что ковали эльфийские
кузнецы из Пеларгира, то в Гондоре они были не редкость, и служили
хорошую службу многим подчиненным Боромира. Одни рассказчики
приписывали их изобретение легендарному Келебримбору, другие вообще
поминали добрым словом самого Феанора. Однако самого Маршала Белой
Башни больше интересовала польза от самих протезов, чем имя их
первого создателя.
— Итак, Линдфалмар. Что скажешь на счет нашей гостьи? — Дэнетор,
постукивая пальцами свободной руки по столешнице, понемногу
расправлялся со своей порцией супа. — После вашей беседы ты просил
дождаться, пока соберутся все, прежде, чем все рассказывать. И у
тебя не могло не быть веской причины. Кто она такая, и откуда?
Среброволосый нолдо, практически не притронувшийся к пище и
рассеянно перебиравший струны арфы, резко стал сосредоточенным,
отложив музыкальный инструмент.
— Это правда, Страж Закона. После того, как я побывал в ее
памяти, и смог научить ее адунаику, я понял, что чем меньше раз я
расскажу все, что узнал, тем лучше. Ровно как и то, что знать об
этом рассказе должно как можно меньше ушей. А лучше всего — чтобы
услышанное здесь вами не покинуло пределов этого стола.