— Ох, Иришка, ты бы о документах думала, — хмыкнула Люся. Откинулась назад и повернула голову. — Корова! Марш в медпункт.
— Зачем ты так грубо с ней, даже неприятно, — поморщилась Ира, и я кивнула в знак согласия.
— Запомните, девочки, Катя изрядно не в себе, — прошептала Люся. — И она обожает, когда её коровой называют. Присматривайте за ней, мужиков близко не подпускайте, загрызут они её.
И побледнела до мелового цвета Ира.
— Суки, — прошептала она.
— Ир, — нахмурилась я.
— Что? — огрызнулась Иринка.
Посмотрела на меня глазами наполненными слезами.
— Я жертва домашнего насилия, — неожиданно пробило её. — Мама говорила не выходить за этого подонка замуж. А я залетела и была счастлива. Три месяца, пока он мне голову не расколол. Мне шага ступить нельзя было. Ты не представляешь, как я из-под него выползала. Мучительно, страшно.
— А ребёнок? — нахмурилась я.
— Не выжил, — она заплакала, — поэтому и сидит, мразь.
Люся погладила её по спине:
— Дыши!
Ира стала дышать.
— Глубже, — строго приказала Люся. — Теперь всё в порядке. Корову в обиду не дадим. И ты теперь свободна.
— Поэтому я сама выбираю кому меня можно. А если только грубо начинают, моментально сваливаю, даже в жопу пьяная, не даюсь насильникам.
— Вот так, — как наставление кивнула мне Люся, я не поняла к чему это она. — Нельзя в неволе, нужно только по любви.
— Согласна, — Ира допила свой кофе.
Катя пришла, с сумкой.
— А сумка зачем? — нахмурилась Люся.
— Так ведь ложат в больницу.
— Кладут! — прикрикнула начальница склада.
— В больницу ложат - кладут в гроб, — хохотнула Ира, — так что Катя права.
— Не права, — поднялась я и сама отнесла свою посуду к окошку, — Катя, это на десять минут всего.
***
— Люся велела Егорычу корову мою, Зорьку привести, будет молоко.
— Корова убежала?
— Да, в Бор. Такое у неё молоко! Я её раздаю, сливки ковшом снимать можно. Масло сливочное будет, не такое пальмовое, что Люся заказала. Тем только обувь до блеска чистить. А моя Зорька – здоровье принесёт. Творог, кефир, сметана. Всё будет, объедимся.
Она неплохо говорила, но действительно была со странностями. Полчаса потратила на рассказы о своей корове, и только это ей доставляло удовольствие и вызывало улыбку на лице.
— Вот всё в порядке, но твоё дыхание меня настораживает, — слушала её пульс.
— Я здорова, я – корова, — опять улыбнулась, и глазки совсем скрылись за щеками.