Мария поблагодарила вполне
искренне.
Она привязалась к этому уродцу.
Карлос, несмотря на все его недостатки – то есть дурную кровь, беду
с разумом и телом и дворцовое воспитание (только сейчас Мария
понимала, что сделала для нее сестра и как уродуют во дворцах тела
и души власть имущих) был милым и добрым парнем. Даже скорее
мальчиком. Ума-то Бог недодал...
Глуп он не был, но наивен – да! Мария
иногда поражалась, какими заковыристыми путями идут мысли в этой
несчастной голове.
- Милая сестрица...
Протокольные фразы – и искренняя
приязнь в глазах, на которую она и отвечала таким же теплом,
заботой, участием. Не жалостью, вот жалости у нее не было, недаром
говорят, что дети и животные не обманываются. Карлос чувствовал
отношение женщины к себе, и в ответ дарил Марии искреннюю симпатию.
Дон Хуан видел, как жена относится к его несчастному братишке, без
брезгливости, без отвращения, с сестринской заботой – так сможет не
всякая женщина, и он искренне уважал Марию за эти
чувства.
- Ваше величество....
Мария отвечала вежливыми
заковыристыми фразами, с трудом (после родов-то!) подбирая слова,
но в ее глазах было настоящее тепло, которого так мало получал
бедный испанский мальчик. И Карлос улыбался в ответ.
А вот Мария-Луиза так и сожрала
бы!
Ну и шут с ней, пусть злобится.
Главное, чтобы не укусила.
***
- Что случилось?
Павел Мельин смотрел на боцмана,
отмечая и каменное выражение лица, и злые глаза, и стиснутые губы.
Ох, непростое что-то сталось. Но что?
Петр Игренев сплюнул за борт, избегая
попасть на чисто выскобленную палубу – за такое могли и корабль
драить заставить от носа до кормы. Боцман ты там, не боцман...
- Да юнга этот...
- Меншиков? – тут же вспомнил
Павел.
- Он, стервец!
- Что натворил этот щенок?
Неприязнь Павла была оправдана. Ну не
любят люди «протекционистов». Нигде и ни в какое время!
А Меншиков попал на флагман
именно что по протекции. Выгнанный за воровство из царевичевой
школы, он вообще-то должен был отправиться куда-нибудь на галеру на
веки вечные – пусть не гребцом, но юнгой там немногим лучше. Вместо
этого царевна Софья лично попросила Павла приглядеть за парнем.
Мол, коли исправится – хорошо, ну а если нет – пусть суд ваш будет
короток и справедлив, слова не скажу.
Уж чем этот сопляк заинтересовал
царевну?