И не намного теплее, чем во дворе!..
- Сейчас согреемся, - сказал судья, присаживаясь возле печки на корточки и выгребая золу.
- Сходи, оденься, - старуха ткнула меня неожиданно крепким кулаком и указала на лестницу, ведущую вверх.
Я послушно поднялась по широким ступеням, потирая плечо, куда пришелся тычок. На втором этаже было несколько комнат, и я, поколебавшись, заглянула в них по очереди.
Ошибиться было просто невозможно – жилой была только одна комната, а остальные были пустыми до эха. Впрочем, назвать комнату жилой можно было с большой натяжкой. Окно здесь было забито досками, занавешено засаленной тряпкой, а щели между досками и рамой законопачены мхом. Стояли две кровати с тощими матрасами и одеялами, где дырок было больше, чем заплат, а вместо подушек лежали мешки с сеном. На сундуке в углу валялось платье – коричневое, с рваным подолом. Я довольно долго рассматривала его, не решаясь надеть, но больше надеть было нечего. Не щеголять же в чужой шали и в мужском пиджаке?
Платье пришлось мне точно впору, и это удивляло и пугало. Как будто тут знали мой размерчик!
«Не скажи, что ты – не Эдит…», - я вспомнила слова старухи и поёжилась.
Если это был сон – то очень странный сон. И мне хотелось бы поскорее проснуться. Но почему-то не получалось. Потоптавшись ещё в неуютной комнате, я решила спуститься. Взяла в охапку камзол судьи и пошла вниз, держась за грубо оструганные перила.
- …она не в себе, - услышала я голос судьи Кроу. – Говорит как-то странно.
- Будешь тут не в себе, - буркнула мамаша Жо. – Остаться вдовой через полгода после свадьбы!
- Для неё это такой удар? – вкрадчиво поинтересовался судья и насмешливо договорил: – Не рассказывайте сказок, что ваша Эдит безумно любила мужа и спятила от горя.
Я замерла на середине лестницы, слушая в оба уха, потому что это, кажется, касалось меня. Вернее, той самой Эдит, притвориться которой мне посоветовала старуха.
- Грешно смеяться над несчастной матерью, потерявшей сына, - сказала мамаша Жо таким трагичным тоном, словно представляла мать Гамлета. – И вдвойне грешно говорить плохое о покойнике. Мой сын был, конечно, не медок, но он заботился о нас.
- Так заботился, что его жена босиком и зимой сбежала от него в соседнюю деревню? – хмыкнул судья.
- Они просто поссорились, - невозмутимо заявила старуха. – Милые ссорятся – потом горячее любятся.